Военные кони - [11]

— Бабка-Малый! — вскричал он. — Кого вижу? Как ты здесь? Разве ты не в штабе бригады?

— Ничего подобного, — отвечал Бабка-Малый, — я опять в эскадроне. А ты сниматься, Коршунов?

— Нет, я не сам, я Бетховена привёл снять…

Барышня смотрела, недоумевая. Бабка-Малый подскочил на месте и захохотал:

— Бетховена снимать! Вот так орехи. Ну и чудо. Он же в дверь не войдёт.

— Я затем и пришёл. Послушайте, — обратился он к латышке, — мне нужно, чтобы вы сняли исключительного коня. Такой конь в дивизии один. Умней дивизионного. Он мой друг, и его надо увековечить как-нибудь сбоку. Мы вам поможем вынести аппарат на площадь. Там он дожидается.

— Я никогда, никогда не снимала лошадей, — смутилась барышня, — я не знаю…

— Пустяки, — отвечал Коршунов, — конь стоит, как памятник. Я его уговорю… Лучше скажите, сколько это будет стоить?

Они стали совещаться с барышней, как вдруг на площади за дверью закричали несколько человек, потом послышался грохот и звон.

— Это он волнуется, — сказал Коршунов, — бежим посмотрим.

Посреди толпы визжавших мальчишек и баб-молочниц бегал горбун в жёлтой кофте и широкополой шляпе и едва тащил старую, позеленевшую, хромую шарманку, за ним гонялся высокий, коричневый в пятнах конь, которому во что бы то ни стало хотелось ударить горбуна. Горбун не мог бежать прямо, и он кружился, прячась за мальчишек и спотыкаясь. Шарманка волочилась за ним. Мальчишки визжали радостно, бабы охали.

— Бетховен! — закричал Коршунов. — Остановись, Бетховен! Я так и знал. Я предупреждал этого дурака, что здесь играть нельзя. Бетховен не выносит скверной музыки. Заиграл на своём ящике — обрадовался, вот теперь пусть побегает. Бетховен, тебе говорят: стой!

Конь услышал голос хозяина и оставил своё развлечение. Он подошёл к Коршунову и стал тереться о его плечо. Горбун остановился в конце площади и смотрел, поражённый и раздосадованный. С ним заговорил широкоплечий латыш с рыжими баками.

Бабка-Малый протянул коню руку.

— Узнаёшь? Здравствуй, Бетховен!

Конь раздул ноздри и обнюхал руку. Потом отступил назад и подал правую ногу с невероятной надменностью.

Толпа дрогнула. Мальчишки снова завизжали от восторга. Бабка-Малый подержал конскую ногу и вежливо опустил на землю.

Коршунов презрительно оглядел издали шарманщика.

— Разве это музыка? Вот послушай…

Латышка вынесла аппарат с треножником и остановилась. Коршунов вынул из сумки флейту и сказал публике:

— Отойдите подальше. Я сейчас сыграю своё сочинение: «Курляндские звёзды».

При первых звуках флейты конь задумчиво пошёл по кругу. С каждой нотой его шаг ускорялся, через минуту он уже шёл рысью, как на вольтижировке, и подымался на дыбы. Наконец он поднялся во весь рост, большой и коричневый, и пошёл к хозяину на'двух ногах.

Вопль восторга потряс воздух. Мальчишки свистели и орали. Латыш, говоривший с шарманщиком, громко вскрикивал:

— Очень хорошо! Очень хорошо! Замечательная школа! Это цирк, честное слово, цирк!

Флейта кончилась. Конь стал на все четыре ноги, и Коршунов покормил его сахаром.

— Как же я буду его снимать? — спросила неуверенно барышня.

— А очень даже просто. Ставьте свой ящик здесь…

Коршунов погладил коня по шее, установил его перед аппаратом и сказал:

— Бетховен, смотри сюда — не оглядывайся, не качай головой одну минуту. Думай о чём-нибудь хорошем. Ну, стой, наконец, или я рассержусь.

Конь тряс гривой и переступал с ноги на ногу. Наконец Коршунов успокоил его. Но только барышня хотела сказать: снимаю, — муха села на нос Бетховену, и он махнул мордой.

Его снова успокоили. Наступил торжественный миг. Толпа молчала. Гусары затаили дыханье, Бетховен задумался всерьёз. Никто не заметил, как к толпе подошёл смуглый, похожий на цыгана драгун. Он вгляделся в участников торжества, плюнул, потом нагнулся, отыскал камень, не большой, не маленький, но достаточно веский, и, размахнувшись, запустил его в коня.

Барышня сказала:

— Я снимаю!

И сняла колпачок с аппарата.

Камень ударил в бок коню. Бетховен прыгнул вперёд, едва не сбив аппарат. Бабка-Малый огляделся вокруг, как фокусник. Толпа стала искать виновника.

Драгун не торопясь уходил в гору, грозя кулаком.

— Какого чёрта, — сказал Бабка-Малый, — паршивый драгун лезет не в своё дело!

— Здорово, Коршунов! — кричал драгун. — Пришли мне одну карточку — я её привяжу на хвост своей кобыле.

Коршунов пожелтел от злости и сдержался. Наконец он разжал зубы.

— Это Франтов, — сказал он Бабке-Малому, — у меня с ним счёты. Это мой враг. Ладно, я ему тоже печёнку испорчу… Подождём немного…

Коня поставили снова в позицию. Аппарат щёлкнул. Дело было сделано.

— Теперь в эскадрон вместе, — сказал Бабка-Малый.

Тут к Коршунову подошёл латыш с баками.

— Моя фамилия есть Пуппе, — сказал он, — Пуппе… Ах какой музыкальный конь. Я первый раз за жизнь видел. Очень хорошо. Могу я спросить у вас кое о чём?

— Спросите, — сказал зло Коршунов, — только не денег. Денег нет.

— Зачем деньги, — испугался латыш, — не можете ли вы дать представление в моей мызе? Совсем рядом отсюда.

— Нет, не могу дать представление, — сказал Коршунов, — я не клоун, и вообще — ступай прочь…

— Ой, какой злой господин гусар! — сказал латыш, отходя и оглядывая коня от головы до хвоста влюблёнными глазами.