Военная фортуна - [110]

— Мистер Уатт, не желаете позавтракать со мной? — сказал Броук и, оглядевшись вокруг, из всей молодежи выбрал худощавого мичмана и прибавил, — мистер Литтлджон, вы присоединитесь к нам?

— Да сэр, благодарю вас, — ответил мистер Литлджон, унюхавший запах капитанского бекона еще минут пять назад, и мысленно предвкушавший вкус яиц, которые могли ему сопутствовать — последнее время мичманская каюта жила на скудном пайке.

Завтрак был действительно великолепен. Стюард, зная об аппетите капитана Обри и желая поддержать честь корабля, вытряхнул почти все оставшиеся припасы: треть брансуикской ветчины, копченая сельдь, соленый лосось, семнадцать бараньих отбивных прямо с пылу с жару, и это помимо яиц, жареных лепешек, двух горшков апельсинового повидла, небольшого количества пива, чая и кофе, приготовить которое ему порекомендовал доктор. Вместе с тем, говорили мало: Броук сидел молчаливо и отстраненно, а по укоренившейся военно-морской традиции первый лейтенант не мог заговорить, пока к нему не обратились. Но на Джека ограничение не распространялось, и он несколько раз обращался к мистеру Уатту, однако здоровое ухо последнего размещалось с противоположной стороны, и после пары попыток Джек ограничился Литлджоном.

— А не приходитесь ли вы родственником капитану Литлджону с «Бервика»? — спросил он.

— Да, сэр, — ответил молодой человек, быстро сглотнув, — это был мой отец.

— А-а-а, — сказал Джек, жалея, что не задал другого вопроса. — Однажды мы плавали вместе. Давно уже — на «Эвтерпе»: прекрасный моряк. Не думаю, — сказал он, прикинув в уме возраст Литлджона, отсутствие у того сильных эмоций и год, когда французы захватили «Бервик», — не думаю, что вы хорошо его помните?

— Да, сэр, совсем не помню.

— Не желаете еще одну отбивную?

— Ах да, сэр, пожалуйста.

Джек подумал о собственном сыне, все еще не выросшем из пеленок. Может когда-то и Джордж на тот же вопрос ответит теми же словами, с той же приличествующей случаю маской печали и ничуть не потеряет аппетит?

— Сожалею, что обрываю завтрак, господа, — сказал Броук после приличествующей случаю паузы, — но надеюсь, у нас сегодня будет много дел.

Он встал из-за стола, все последовали за ним.

На переполненном квартердеке тоже чувствовалась некая напряженность — как и на всем судне: люди неторопливо перемещались, изредка заговаривая, частенько поглядывали на залив, туда, где исчезла лодка Слокама, или на капитана.

— Мистер Этох, — сказал Броук, — будьте добры, флаг, лучший вымпел, и курс на Бостонский маяк.

Повседневный вымпел «Шэннона» впервые за долгие месяцы спустили на палубу — потертый, истрепанный ветром и довольно короткий, и все же — знак отличия военного корабля. На клотике грот-мачты уже взлетела и развернулась замена вымпелу — одно из редких роскошеств «Шэннона»: длинная-предлинная лента сапфирового шелка, струящаяся в вышине на четверть длины судна, в то время как потертый синий кормовой флаг появился на ноке бизани и одинаково потертый «Юнион Джек» — на гюйс-штоке. Бриз ослабел, повернув немного на запад, и фрегат, идя круто к ветру насколько возможно, едва делал два узла против слабеющего отлива.

— Эй, на топе, — закричал Броук. — Что с лодкой?

Вниз донесся голос впередсмотрящего:

— Еще не вошла, сэр, еще далеко.

Берег, все лучше и лучше видимый, приближался почти неощутимо. Берега залива потихоньку все глубже врезались в море, а мыс Энн полз по траверзу «Шэннона», сдвигаясь в направлении вест-тень-норд, далее мимо вант, поворачивая немного к норду, а потом и совсем на норд.

В тусклом свете затенённой каюты штурмана Стивен мягко спросил:

— Вильерс, как ты теперь?

Ни ответа, ни изменения в ровном дыхании: наконец-то заснула, а с наступлением на судне тишины и отсутствием качки в спокойной воде, расслабилась целиком. Кулаки больше не сжаты, лицо потеряло выражение жестокого и упорного сопротивления, и, хотя, было все еще бледным, но бледным уже не смертельно. Каша пошла на пользу, Диана умылась в том малом, что «Шэннон» мог предоставить ей в плане воды, и, прежде всего, привела в порядок прическу: волосы, иссиня-черные на фоне подушки, рассыпались, открывая мальчишеский изгиб шеи и уха, совершенством превосходившего совершенство любой раковины, когда-либо виденной Стивеном. Некоторое время он ее разглядывал, а затем вышел.

Ошеломленный и глубоко погруженный в собственные мысли, Стивен стоял на главной палубе, щурясь от яркого дневного света и мешая действиям экипажа, пока старшина грот-марсовых (его бывший пациент три плавания назад), не взял его мягко за локоть и не сказал, ведя его вверх по трапу на квартердек:

— Сюда, сэр. Держитесь обеими руками.

Здесь Стивен присоединился к казначею, хирургу и клерку, которые поприветствовали его и сообщили, что они плывут прочь от маяка, на левой скуле Могилы и затем Ревущие Быки, и сегодня все полны надежд на… Их разговор резко оборвался, поскольку капитан Броук, пожелал, чтобы мистер Уоллис, второй лейтенант, взобрался на топ мачты с подзорной трубой и сообщил, что видит.

Молодой Уоллис вспрыгнул на коечные чехлы, взлетел по выбленкам легко как по лестнице, все выше и выше и вот в тишине с брам-салинга донесся его голос.