Водяные знаки - [7]

Знает, чем наполнить жизни миг.

Солнце на закате в розах нежится,

Ветер носит в небе птичий крик…

Падал в бездну аист, как знамение, —

Мне обетованная земля

Посылала в сердце разумение,

Что она отныне — и моя.

«Час предзакатный ванильно-коричен…»

Час предзакатный ванильно-коричен,

Гулок, как медный фокстрот.

Посвист синичий смешлив, риторичен,

Птичьих исполнен забот.

Что-то из сердца протянуто нитью,

Движется тёплая нить.

Сколько ещё запоздавших наитий

Мне, как сестре, возлюбить?

Теплится синяя даль неневестно,

Смотрит очами судьбы.

В сердце моём от прозрения тесно,

Кончились плач и мольбы.

Воздух дрожит, светляково-беспечен,

Белой гирляндой повит:

Вьюн на стене, — ароматен и вечен, —

Смехом застывшим Лилит.

«Выцветает небо, как холстина…»

Выцветает небо, как холстина,

Но чернеет пуще виноград.

Пахнет солнцем жаркая равнина,

И полыни льётся горький яд

На её просторы вековые,

На её цветастые холмы,

Где пылают розы огневые

В зелени листвяной бахромы.

Черепахой время по дороге

Двигается, панцирем стуча,

Гор встают высокие отроги,

Над селом мелодии звучат

Быстрые, ритмичные, чужие,

Конь соседский фыркает на мух,

И судачат ходики стенные,

Мирным трёпом услаждая слух.

Прошлое в беспамятстве мгновенья

Перестало собиться назад…

Все мои тревожные сомненья

Утолил полынный терпкий яд.

«Несмело, прохладно и ласково…»

Несмело, прохладно и ласково

Коснулся меня ветерок.

Поблекши застенчиво красками,

Вдруг вечер улёгся у ног.

Венцы поцелуйные алые

Бутоны раскинули роз,

И звёзды зачиркали шалые —

Предвестники будущих гроз

По небу бездонному, гулкому,

Вонзаясь в вершины Балкан.

Туман зазмеился проулками,

От запаха травного прян.

Гирляндами света торочена,

Летела во тьму Планина,

И рожками месяц отточенно

Мрак резал, как гладь полотна.

Фонарик мой мошки наметили

Светилом спиральных путей

И, словно на огненном вертеле,

С судьбою прощались своей.

«Как корочка подсохшая земли…»

Как корочка подсохшая земли,

Шершавы пальцы (розы слишком колки).

Скользит тропинка с резвостью змеи

В густой траве, сосновые иголки

У щёк проносят низки паутин,

Полынь благоухает оглушённо,

Туманом тянет от речных низин,

Кузнечики витийствуют стозвонно…

А сверху небо смотрит, как судьба,

Глубинами безмерными пугая.

Ах, звёздная греховна ворожба,

Победа над сердцами вековая —

Смотреть в него, как в бездну Божьих глаз,

Там замирает дух хмельной и дерзкий.

Вот поднимусь и полечу сейчас!

Но голос ветра надо мною резкий

Своим аккордом душу отрезвил,

И стебли роз заставил сжать до боли…

Кресты белели брошенных могил,

А розы пальцы иглами кололи.

«В пещере дня всё глуше бьётся эхо…»

В пещере дня всё глуше бьётся эхо,

Замученное кознями жары.

Всё ниже солнца рдяная прореха,

И всё наглее лезут комары.

Шмель путается в жёлтой занавеске —

В медовом глянце бликов золотых,

Где тенью нарисованная фреска

Изображает сразу всех святых,

Кто жил под небом, славя край нектарный,

Живичный воздух этих синих гор

И мир подножий — суетный и тварный,

Заполонивший видимый простор.

Здесь всё — покой и нега осязанья,

Ручьи поют свой праздничный хорал,

И столько красоты и обаянья,

Что лучше б лишь Создатель изваял.

Восторг щенячий мой вполне понятен, —

Из мрака горя вырваться на свет,

Где тени есть, но нету чёрных пятен,

Где люди есть, а негодяев — нет.

И на моём клочке из запустенья,

Из переменных звуков бытия

Лишь продолжаю начатое бденье,

Что знает от небес душа моя.

Есть в простоте величие и сила,

А память — это бремя паутин.

Скажи мне, Боже, где меня носило,

Ведь это знаешь только Ты один…

Природоизъявление

«Открыты окна, ночи трубадур —…»

Открыты окна, ночи трубадур —

Комар гнусавит, темноту пронзая.

Луны плывёт стеклянный абажур,

И свет её дрожит, перевирая

Все страхи ночи шёпотом шагов,

Биеньем ставен и паденьем сливы,

Переминаньем ветра… Тихий зов

Струны ли, колокольца, торопливо

Взбегает по ступеням на крыльцо

И гаснет, прикоснувшись к чёрной тени

Неведомого, прячущей лицо,

Мне положившей груз свой на колени…

Спика

Дюймовочка, росинка-недотрога,

Лучистый призрак из ночной глуби,

Сияющее украшенье Бога,

Укол брильянта на Его груди,

Ты смотришь вниз, в колодец расстоянья,

В твоей слезе хрустальной нет тепла.

В начале мира — скорбность окончанья,

В твердыне лет — осколочность стекла.

Моя звезда — двойное наважденье,

Твой путь небесный предопределён…

С тобою было связано рожденье,

С тобою прекратится жизни сон.

Очнувшись там, где ты, верна простору,

Свои сжимаешь в пальцах колоски,

Добавлю блик волшебному убору

Того, Кто чужд сомнений и тоски.

Кружа с тобой в размеренности роя

Твоих небесных плазменных сестёр,

Я, больше никогда не зная горя,

Навек забуду про земной раздор.

Моя звезда, весталка Птолемея,

Надежда дней, отпущенных судьбой,

Тебе клянусь я, что не онемею

И путь пройду, намеченный тобой.

«Немного сна на веточке кленовой…»

Немного сна на веточке кленовой,

Перегоревший в вечер клейкий день…

И тянутся на исповедь коровы

К хозяйке, пережёвывая тень.

Они боками круглыми качают

И волооко смотрят в пустоту,

И голуби их стонами встречают,

Гуркуя про дневную маету.

А кто-то мёд сливает, словно липа

Свой падевый разбередила дух…

И вечер в дом вошёл дагерротипом,

Мне обостряя зрение и слух.

Качнулась тишиною занавеска,

Горбом горы затмился горизонт,