Водяные знаки - [20]

Шрифт
Интервал

Мерцает бездны глубь сереброрунно,
И чудится сквозь бездну Божий взор.
Мне шёпот мысли не даёт покоя,
Что в этом мире тот безумец — я,
И, что не много мы с подругой стоим
(Она — судьба безумная моя).
Мы с ней срослись, как близнецы в Сиаме,
Но заводила всё-таки — судьба.
Я благодарна этой вздорной даме,
Что жизнь моя — постылая борьба,
Что отнято всё то, что было мило,
Что всякий мусор лезет на глаза
И, что давно бы я дышать забыла,
Когда бы было нечего сказать.
Однако ночь, опять меня смущая
Роскошным блеском, увлекает в суть
Пока ещё неведомого рая
И не даёт, и не даёт уснуть.

«Я уже умерла, отчего вы не плакали раньше?»

Я уже умерла, отчего вы не плакали раньше?
Отчего не несли мне, живой, белоснежных цветов?
А теперь я в иной ипостаси бытую, — не дальше, —
Много ближе к вам, — слышу не только звучание слов.
Вашу фальшь, вашу ложь, как зловоние, чувствую сразу,
Вам себя изменить — слишком мало осталось времён…
Изживите хоть трусость из ваших сердец, как заразу,
Не позорьте имён своих вы, кто людьми наречён.
Всё сказали до нас, мы не новое счастье вселенной,
Не венец естества, не могучая слава ума.
Мы — навоз для земли, мы — процесс её тела обменный,
Раз — выходим на свет, два — она нас приемлет сама.
Что осталось со мной, кроме этой негодной скорлупки?
Кучка тряпок, амбиций? Да нет же, душа, она — вот.
Ей так странно, бедняге, запутаться в кофтах и юбках,
Словно шарику с гелием, чей неизбежен полёт…
Копошитесь и дальше, грызите, сжигайте друг друга,
Добежите до кромки, поймёте, как были «смелы».
Вы — цветные лошадки, снующие резво по кругу,
От которых останется горсточка серой золы.
И ни славы, ни пафоса, и ни гранитного бюста,
Только крест или камень, кому интересно — смотри…
Летом солнечный жар, а зимою морозы до хруста,
Но вокруг не глаза-зеркала, но вокруг — пустыри.

Церковный романс

Над пристанью моей последней
Пропел прощально соловей.
В слезах стояла я обедню,
Вздыхая о судьбе своей.
Сгорали свечи без остатка,
Сияя, плыли образа
В тумане ладана, и кратко
Звук замирал, наполнив зал.
О, бытия скупая доля,
Ты на подарки не щедра.
Одна стерпела б я неволю,
Да соловей пропел с утра,
Разбередив больную душу
И сердце вынув из груди…
Как клятву данную нарушу,
Ты, Боже правый, рассуди.
Дьяк наторел в речитативе,
И хор выводит кондаки.
От тела грешного в отрыве
Слова блаженные легки.
Не так страшна вдали геенна,
Как одиночества тоска —
Молвы сопутница и тлена,
Собой пронзившая века.
Как птице певчей, жившей в клетке,
Мне волю вольную объять
И привкус лет, от горя едкий,
Забыть и заново начать?
Покоя дайте хоть немного,
Небесных судей словеса, —
Я не прошу от жизни много,
А слёз иссушится роса.

«Всё ниже, пасмурнее небо…»

Всё ниже, пасмурнее небо,
Всё громче плачет Вечный Жид,
Всё горше вкус простого хлеба,
Плотнее слой гранитных плит,
И нету святости в помине
Под куполами над Москвой,
И рёбра жёсткие гордыни
Взмывают ввысь над головой.
Так почему так мало света?
Отпущен день, как на постой,
Его серозные приметы
В мокроте слякоти густой.
Его разорванные стрелки
Нанизаны на ржавый вал,
И круговые посиделки
Из цифер чёрт заколдовал.
Но Агасфер дождётся Бога.
Крылатый ангел вострубит,
И встанет вечность у порога,
Посереди развёрстых плит.

Божий город

На улице старинной,
Где время не бежит,
И мирно, паутинно
Лишь вечность сторожит,
Когда шаги утихнут,
Умолкнут голоса, —
Тогда свои раздвинут
Заслонки небеса.
И спустится в сиянье,
И ступит в тишину
Тот, кто своим молчаньем
Напутствовал страну.
Кто слышал все и видел,
И ведал наперед,
Ни разу не обидел
Вниманием народ.
И только упованье
Он бережно копил
И всё его в сиянье
И славу обратил.
На улице старинной
Крыжовник продают,
Стоят дома картинно
И вечность стерегут.
А в кружеве оконном
Тускло стекло глазниц,
И в царстве этом сонном
Лишь звук плывет звонниц…
Но тот, кто это слышит
В высоких небесах,
Довольно, ровно дышит
С улыбкой на устах:
Пока играют дети,
Не стоит им мешать,
А чем и кто ответит,
Заране вредно знать!
Пущай едят крыжовник
Под звон колоколов, —
Грядёт, придёт любовник —
Заветный крысолов
В лучах, в сиянье славы,
И будет плач и Cуд…
И призрачны державы…
И ангелы поют…
2013 год, март-октябрь, Россия-Болгария, Наталья Тимофеева

Еще от автора Наталья Владимировна Тимофеева
Эхо моей судьбы

Книга «Эхо моей судьбы» — открытие нового мира, новой Родины для автора, начавшего жизнь практически с нуля в чужой стране. Жизнь в одиночестве — это Божий дар, который под силу не каждому. Сажая сад, автор имеет много времени для раздумий о судьбах мира. В этой книге делится своими мыслями.


На склоне пологой тьмы

Дорогой читатель, это моя пятая книга. Написана она в Болгарии, куда мне пришлось уехать из России в силу разных причин. Две книги — вторую и третью — Вы найдёте в московских библиотеках: это «Холсты» и «Амбивалентность», песни и творческие вечера при желании можно послушать на Ютюбе. Что сказать о себе? Наверное, сделать это лучше моих произведений в ограниченном количеством знаков пространстве довольно сложно. Буду счастлива, если эти стихи и песни придутся кому-то впору.Наталья Тимофеева.


Звёздный смех

Книга «Звёздный смех» составлена без рубрик и глав по мере написания стихов. Череда прожитых дней знаменуется настроением и темами, близкими автору. Говорят, на третий год в чужих краях наступает тоска по Родине, но автор не склонен тосковать. Тишина нужна одиночеству, а одиночество — тишине. Это ли не счастье — обрести покой под благодатным небом!


Щемящей красоты последняя печаль

В этой книге собраны стихи Н. Тимофеевой перестроечного периода, когда автору приходилось нелегко, как и многим другим. Горькое и ненадёжное время не сломало поэта, с честью выдержавшего испытания, выпавшие на её долю. В книге есть как пейзажная и гражданская лирика, так и юмористические стихи и произведения, ставшие впоследствии песнями и романсами.


Амбивалентность

Книга «Амбивалентность» — последняя изданная в России. Сложная ситуация заставила автора покинуть страну. Угроза жизни, ежедневная опасность, оружие в сумочке — это не для поэта, от этого можно сойти с ума. Пограничное состояние между жизнью и смертью диктовало Наталье Тимофеевой строки стихов, предательство близких заставляло её писать горькие истины. Эту книгу можно было бы назвать криком боли, если бы не чувство юмора, которое держало автора на плаву, так что название книги неслучайно.


Холсты

Перед вами третья книга Натальи Тимофеевой, которая соединила в себе её юношеские пробы пера с современными стихами, некоторые из которых были написаны в реанимации. Книга была издана в Москве небольшим тиражом, это второе электронное издание.