Водяные знаки - [15]

Золотых твоих эполет.

Предок мой, неизвестный ныне,

Как народа заклятый враг,

Я ведь тоже в людской пустыне

Твой под сердцем лелею стяг!

Как была здесь твоим «отродьем»,

Так ушла, — сожалений нет.

Благородное благородье,

Вижу блеск твоих эполет!

Над Россией всё те же тати,

Ей прощение — судный час.

Сколько будет ещё проклятий,

Боже правый, помилуй нас!

«Мелькают меноры недель в благозвучие жизни…»

Мелькают меноры недель в благозвучие жизни,

Своими огнями смущая и теша народ.

Мы все припадаем однажды душою к Отчизне,

Да только не всем, как известно, с Отчизной везёт.

До боли сжимается печень «ура» -патриота,

Когда он услышит, что кто-то покинул предел,

Где ни за понюх табака подыхать неохота

Тому, кто о Родине бывшей всем сердцем радел.

«Ура» -патриот начинает завидовать страшно,

Ведь он индивидуум явный, а тот — жидовня.

Неважно, что «тот» был когда-то его однокашник

В советской России, по духу и строю — родня.

И тут начинаются козни словесного бреда,

Мол, вы-то, жиды, где теплее, найдёте всегда.

Вот мы друг у друга обычно сосём до обеда,

А вы даже после едите как люди. Беда!

А кто революцию в наших широтах измыслил?

А кто обобрал нас до нитки? Кто денежки спёр?

У нас даже мысли от горя, как сопли, повисли, —

Эх, взять бы жидов, да из сук этих сделать костёр!

Ребята, ведь вы же «арийцы», вы хлопцы лихие

И вас не заставишь державный вылизывать зад!

Как жаль, что обычно вы в массе безбожно бухие,

За вами приставить бы нужно конкретный   пригляд.

Со свечкою в храме стоите, грехами распяты,

И плачете, слёзы не пряча, в горенье святом,

Чтоб завтра наутро опять, поднимаясь на брата,

Искать себя в проклятом мире и в мозге пустом.

Ищите — обрящете, только не стало бы поздно.

Когда-то и вы были — мудрый и смелый народ.

Но что-то сейчас с вами сталось, — еврейские козни?

Иль с разумом в жизни вам что-то не очень везёт?

«Кто-то должен сказать королю о его наготе…»

Кто-то должен сказать королю о его наготе,

Ведь персоне такой дефилировать голой негоже!

Пусть бы тыкали пальцами эти, и эти, и те,

Но, осклабясь, не трогали тело монарха ничтоже.

Ну, ошибся властитель, поверил, на лести сгорел,

Что ж теперь, попенять ему тотчас газеты горазды!

И остался б любой борзописец весьма не у дел,

Кабы все короли были голы, неумны и праздны.

А монарх наш — добряк, он себя на посмешище вёл

С самой юности, кучу штанов и мундиров отринув…

У него, извиняюсь, стручок от восторга зацвёл,

Лишь узнал он про то, как держать пред собратьями спину.

И пошёл он честить достославных друзей и подруг,

У которых нахальства хватило хвалить без устатка

Каждый вывих его и весьма предприимчивых слуг,

Разодравших страну, поделивших её без остатка.

Перестаньте кричать из толпы, говорите рядком,

Ну, стоит перед вами, ну, голый, что вам ещё надо?

Но зато не грозит импотентом прослыть, игроком,

Только сукой немного и то до другого подряда.

Даст вам хлеба и зрелищ, чего-то добавит ещё,

Он для вас же старается, чтоб не закисли от скуки.

Полагается смердам любить королей горячо,

Ведь желают любви даже голые подлые суки!

«В головах всё больше каша…»

В головах всё больше каша,

А в сердцах и в душах — дурь.

Ах, Россия, радость наша,

Ты рождала столько бурь!

Что б тебе родить гиганта

Вроде Стеньки и сейчас?

Почему одни мутанты

По тебе пустились в пляс?

Всяка сволочь ищет гущи,

На себе рубаху рвёт,

Но тебя лишь топит пуще

И очнуться не даёт.

За деньгой не видно воли,

А за блудом нет любви.

От твоей кровавой доли,

Хоть все жилочки порви,

А не будет, видно, проку, —

Только враки, да разброд.

Посмотри хоть в лоб, хоть сбоку,

Ну, и подлый же народ!

Героизма и отваги

У тебя не занимать,

Но всё больше на бумаге…

А тобою правит тать.

Ты довольна ли, Россия, —

От ворья затмился свет,

И кругом одно насилье,

Но тебе и горя нет!

Что ж, напейся до отвала,

Погуляй до синяков,

Ты и прежде не скучала

От своих же дураков.

«Не переспорить нашего страдальца…»

Не переспорить нашего страдальца,

Готового судьбу перетерпеть,

Когда она берёт его за яйца, —

Тут либо скрючься вдвое, либо смерть.

Он с пеной на губах тебе залупит,

Мол, раз терпеть не хочешь, сдохни тут

(Для нас и коммунизм ещё наступит, —

Придёт герой — ослобонит от пут!).

В России враг, — кто от рожденья честен

И не умеет гнуться, пить и врать.

Такого надо застрелить на месте,

Иль скопом на кусочки разорвать.

Люблю я соотечественный признак, —

Дурак дорогу силится пройти,

Сизифов труд свой ставя выше жизни

И лбом сшибая камни на пути.

О, патриот, ты светоч и надёжа!

Ты от рожденья свят до похорон!

Патриотизм твой светится на роже,

Как Ильича октябрьский лампион.

Особо много в тюрьмах патриотов,

Кто пишет на себе: «Россия-мать!»

И: «Не забуду мать родную!» пота

Не пожалев, чтоб это написать.

И то сказать, рождённому в неволе

Не объяснить, как чуден Божий свет,

Не втолковать, что есть иная доля, —

Есть просто мир, а поцреотов нет!

«Творения одних и тех же рук…»

Творения одних и тех же рук,

Одни других здесь с наслажденьем топчут.

Но сколько б ни случилось в жизни мук,

Страдальцы лишь на кухнях тихо ропщут.

Морокают, что царь и мудр и добр,

Однако же министры злы и гадки.

А царь красив, спортивен и хоробр…

Министров разогнать — и всё в порядке.

Когда бы царь узнал про их дела,