Воды текут, берега остаются - [55]

— При чем тут ребенок? Вон в Москве уличные бои были, так что же, по-твоему, там у людей ни жен, ни детей нет? Напрасно ты его защищаешь.

— Я жалею людей, если у них какое-нибудь горе.

— Жалеешь! Тебе бы сестрой милосердия быть. Человека надо не жалеть, а уважать, понял? Матвея я уважать не могу, потому что он мокрая курица.

Васли хотел возразить Ивану, но в это время от костра их кликнули ужинать.

Смеркалось. Сгрудившись вокруг костра, уставшие за день косари с аппетитом хлебали гороховый суп.

После ужина один из ребят заиграл уржумскую свадебную песню, потом другую. Послушали, попели хором. Когда совсем стемнело, ребята разбрелись по шалашам и повалились спать. Васли и Яша пошли проводить Ислентьева, который уезжал в Нартас. Его лошадь паслась на лугу возле реки.

Яша погладил лошадь, сказал, похлопав рукой по седлу:

— Погляди-ка, Васли, на какой подушке ездит наш Ваня!

— Чему удивляться, ведь он помощник самого Прокудина! — в тон ему подхватил Васли.

— Ладно-ладно, будет вам, — проворчал Иван.

— У-у, какая у него сумка! — продолжал Яша. — Кожа так и скрипит, пощупай-ка!

— Сумку не троньте! — вдруг закричал Ваня.

Яша и Васли испуганно отпрянули, потом Яша спросил обидчиво:

— Чего ты? Уж и потрогать нельзя! Золото там у тебя, что ли?

— Не золото, а змея.

— Будет болтать-то.

— Верно говорю: гадюка.

— Зачем она тебе?

— Секрет!

В тот же вечер по Нартасу разнесся слух, что в комнату Прокудина каким-то чудом заползла змея, ужалила его, и теперь он лежит в больнице. Когда этот слух дошел до ребят, Васли и Яша вспомнили свой разговор с Ислентьевым, но, конечно, никому про то ни словом не обмолвились.

Лишь в конце лета Прокудин оправился от болезни и в честь своего исцеления поставил в церкви большую свечу Николаю-угоднику.

Глава XX ОСЕНЬ

Август — месяц сбора плодов. Пусть пожухла красота лета, пусть повеяло первым холодом, никто на это не сетует, потому что лето отдало все, что у него было, наградило человека за его труд хлебом и овощами. По старинному обычаю, крестьянин, прихватив браги и блинов, идет со всей семьей в поле и, опустившись на колени, молится, благодарит поле за хороший урожай.

В школьном саду крыжовник и вишня дали первые ягоды. Яблони хоть и цвели весной, но они не вошли еще в полную силу, поэтому цветы оборвали, чтобы не истощать понапрасну деревья.

На огороде Васли Мосолова поспела гречиха. Учитель привел на огород весь третий курс. Одна грядка от другой отличалась разительно. Там, где были посеяны семена без отбора, рядом с толстым, крепким кустом рос тонкий и хилый.

— На этой грядке я посеял те же два фунта семян, но не подряд, а с выбором. Зерна были крупные, здоровые, проверенные на всхожесть.

— Какой же урожай ты рассчитываешь получить? — спросил учитель.

— Сам-девят, сам-десят; из двух фунтов семян, надеюсь, будет восемнадцать — двадцать фунтов.

— Не много ли? — учитель недоверчиво покачал головой.

Васли сорвал налитую метелку, вышелушил зерна на ладонь.

— Посчитайте.

— Ну что ж, — любуясь налитым зерном, сказал учитель. — Ты, Мосолов, провел очень полезный опыт. Через семь-восемь месяцев все вы станете агрономами. Знания, полученные в школе, вы будете передавать крестьянам. Но помните, что никакие слова не убедят крестьянина так, как хороший урожай, выращенный вами на основе агрономической науки. Пусть огород Мосолова служит вам примером.

Васли, конечно, была приятна похвала учителя, но в глубине души он был недоволен, потому что понимал: опытный участок в две грядки и настоящее крестьянское поле — это не одно и то же. Своими сомнениями он поделился с Гужавиным и Мелентьевым.

— Два фунта семян можно отобрать руками, но как быть с пудами, которые высеваются на настоящие поля? Вы же знаете, как «сортирует» зерно крестьянин. Вооружается деревянной лопатой и свистит, чтобы вызвать ветер: нет ветра, нельзя и веять. Дождется мужик ветра, принимается подкидывать зерно на воздух. Тяжелые зерна падают вниз, легкие и мякина отлетают в сторону. Но сколько ни кидай, все равно среди полновесных зерен попадаются и траченые, и сорняк, и комочки земли, так что проку от такой «сортировки» не много. Нет, надо придумать какую-нибудь машину!

С тех пор Васли часто можно было видеть склонившимся над какими-то рисунками и чертежами. Правда, веялку он так и не сумел изобрести, а позже узнал, что она уже изобретена и применяется кое-где по деревням.

Однажды дежурный по общежитию, заглянув в комнату, где Васли сидел над книгой, сказал:

— Мосолов, тебя какой-то парнишка спрашивает.

В коридоре у окна стоял внук деда Ефима.

— A-а, Чопуш пришел! — Васли, подойдя, похлопал мальчика по спине. — Вырос-то как, молодец!

Но, заглянув мальчику в лицо, Васли осекся: лицо Чопуша было заплакано.

— Меня дедушка за тобой послал… А сам помер… — тихо, глядя в пол, сказал Чопуш. — Сходи, говорит… Я собрался идти, а он помер…

Деда Ефима только недавно выпустили из тюрьмы. Крепкий, кряжистый старик вернулся домой совсем больным, рыжеватая борода и волосы поседели…

Васли и Яша вместе с крестьянами Большой Нольи проводили старика в последний путь. И долго еще вспоминались Васли мудрые и всегда справедливые слова деда Ефима, долго горевал о нем Васли.