Водоворот - [66]
Увидев распухшее ухо Тимка, на котором засохла кровь, Орыся так и вспыхнула. Ей хотелось прикоснуться к нему пальцами, но она боялась сделать ему еще больней и только легонько дула, охлаждая его своим дыханием. «Он так похудел и почернел. Это от работы. И волосы его уже не такие черные и блестящие, как раньше, а выгорели на солнце. О чем он сейчас думает?»
— О чем ты сейчас думаешь? — спросила она, целуя его в переносицу.
— Что? — вздрогнул он и широко открыл глаза.
— Ты задремал?
— Угу.
Он пристально вопросительно посмотрел на нее снизу вверх, но она молчала. Тогда он снова закрыл глаза и прижался головой к ее теплым упругим ногам.
«Он очень устал, вот и дремлет. Он работает теперь день и ночь, а это нелегко…»
— Тимошка, журавлик мой, пойдем к нам на сеновал. У нас никого дома нет, укрою тебя, приголублю, подушечку принесу вышитую. Спи хоть до вечера.
— А что люди скажут?
— Ай! Что нам люди? — с досадой тряхнула головой Орыся.
— Нет, я так немного подремлю.
— Ну спи. Я буду сидеть тихонечко.
Но подремать не пришлось — в яру послышалось: «Гей, гей!» — кто-то гнал быков на водопой.
Орыся вскочила, оправила измятую юбку, растерянно взглянула на Тимка.
— Приходи вечером на это же место,— прошептал он, целуя ее в шею.
— Хорошо. Приду.
Она подхватила с земли охапку хвороста и побежала по тропинке вниз, вдоль ручья.
Вечером они встретились там же, и Орыся попросила Тимка:
— Пойдем куда-нибудь подальше. Тут темно, как в могиле.
Тимко взял ее за руку и повел краем оврага. На опушке леса они нашли стожок пахучего клевера и сели, тесно прижавшись друг к другу. От сена приятно веяло теплом. Вверху — звездное небо, в котором серебряным коромыслом повис Млечный Путь, внизу, у самых ног,— трояновская долина, окутанная сизой мглой ночи.
— Тимко, скажи, почему это так: людей на свете много, а сердце любит только одного? — тихо спросила Орыся.
— Кто ж его знает. Я где-то читал в книжке, что душа душу ищет. Вот как встретятся такие души, у которых все одинаково, так и полюбят друг друга.
Орыся повернула к себе голову Тимка и поцеловала в щеку за то, что он такой умный, и долго молча гладила его буйные кудри любящей рукой.
— Когда-то очень давно двое любили друг друга,— тихим шепотом начала рассказывать Орыся,— а родители ее не хотели, чтобы они были вместе, потому что дивчина была богатая, а хлопец бедный. Как только выйдет дивчина погулять, слуги от нее ни на шаг, потому что пан пригрозил им: если, дескать, они прозевают и его дочь встретится со своим возлюбленным, бросит их на съедение голодным волкам в глубокую темную яму. Вот однажды этот хлопец, не знаю уж каким образом, пробрался в комнату своей любимой и говорит: «Я пришел за тобой. Хочешь — иди со мною, а не хочешь — я тут же на твоих глазах покончу с собой, потому что нет мне без тебя жизни». Она ему сразу и отвечает: «Я твоя». Посадил он ее на коня, и полетели они, как птицы, в неведомый край искать счастья. Ехали день, другой, на третий остановились передохнуть, потому что конь совсем уже с ног падал. Только они задремали, как откуда ни возьмись наехало панских слуг видимо-невидимо. Связали беглецам руки и повезли к пану. Дивчину заперли в каменной башне, а молодца кинули к волкам. Сидит он в яме, а волки только подойдут к нему, чтобы растерзать его,— так и отбегают назад, опять подойдут — опять отбегают: вот какая страшная в нем сила любви. И так прошло много времени. Вдруг какое-то вражье племя пришло из-за моря. Шлет пан на них войска — те как в пропасть падают; а враг все ближе и ближе подходит. Пошел тогда богач к колдуну и спрашивает: «Что мне делать? Как побороть вражье племя? Погибает мое богатство». Поглядел колдун на звезды и говорит: «Есть один удалец-молодец, который любит твою дочку. Любовь его такая, что не боится ни огня, ни меча, ни воды морской. Выпусти его на волю, дай ему в руки меч, тогда увидишь, что будет». Выпустил его пан и спрашивает: «Разобьешь басурманов?» «Разобью,— говорит удалец-молодец,— только сначала позволь любимую повидать и в горячие уста поцеловать, от этого у меня силы вдесятеро прибавится». Повидался он с милой, поцеловал ее, потом взял с собой войско и повел на врага. Палил огнем, топил водой и загнал за тридевять земель. Возвратился богатырь домой, изрубленный, израненный, но любимая припала сердцем к его тяжелым ранам, и зажили они, зарубцевались… И живут теперь влюбленные в счастье и согласии, берегут и уважают друг друга,— торжественно закончила Орыся.
— А деточки у них есть? — засмеялся Тимко.
— Что? — не поняла Орыся, не успевшая вернуться из сказки в действительность.— А-а,— тихо засмеялась она.— Ах ты, насмешник. Ведь это сказка.
— Жизнь не сказка,— вздохнул Тимко.— В жизни все иначе. Одни любят друг друга, другие расходятся, а третьи хоть живут вместе, но только для видимости, а на самом деле так и норовят друг другу глаза выдрать.
— Я знаю… Ты такой, что тебе все равно,— обиделась Орыся и отодвинулась от него, потому что он хотел обнять ее.— Закрутишь одной девушке голову, а тогда начинаешь перед другой бесом рассыпаться. У-у, противный. Бесстыжие твои глаза. На девушек их пялишь, а сердце давно каменное стало.
