Водоворот - [9]

Любашин и Блюмкин переглянулись. Дивеева перехватила этот обмен взглядами.

— Ах вот оно что, это ваше общее дело, — мгновенно сканировала она ситуацию. Дивеева решительно села на стул. — Не уйду отсюда, пока все не объясните.

Любашин вздохнул, он слишком хорошо изучил характер примы их театра, чтобы сомневаться в том, что так все и будет.

— Да говорить особенно нечего, я предложил ему должность главрежа, он согласился. Завтра приступает к работе.

— Главрежа?! — От возмущения Дивеева даже привстала. — Юхнову?

— Да, Юхнову, — подтвердил Любашин, со страхом ожидая, что последует за этим.

— А с какой стати? У нас есть главный режиссер.

— Ваш муж был исполняющим обязанности главного режиссера, — напомнил Блюмкин.

Дивеева резко повернулась к нему.

— Ах вот оно как, я вижу, вы оба сговорились. Значит, Егор вам больше не подходит. И что же с ним теперь будет?

— Будет вторым режиссером, — пояснил Любашин.

— А не вы ли, Николай Ильич, обещали сделать его главным режиссером. Вот в этом кабинете, всего каких-то три месяца назад.

— Обещал, но с тех пор ситуация кардинально изменилась. Валерия Станиславна, это в интересах театра. А значит, и в ваших.

— Я лучше знаю, что в моих интересах. Егор заслужил быть главным режиссером.

— Я директор театра и мне решать, кому быть главрежем. И давайте закончим этот бесполезный разговор.

— А мы его даже не начинали. Думаете этот Юхнов вытащит театр из того дерьма, в который вы его погрузили. А вот это видели? — Дивеева почти ткнула в нос Любашина конструкцией из трех пальцев. — Костьми лягу, а ему это сделать не позволю.

— Знаете, дорогуша, а ведь вас можно и уволить, — вдруг проговорил Блюмкин. — За противодействие руководству театра.

Дивеева снова резко повернулась к финансовому директору, несколько мгновений смотрела на него, затем громко и ехидно расхохоталась.

— А кто играть будет, ты что ли носатый жидяра? Сюда если и приходит зритель, да только чтобы на меня поглазеть. Если меня здесь не будет, вам хватит одного ряда. Да еще места останутся. — Она снова громко и издевательски расхохоталась.

Любашин не мог не признать, что в данном случае она в значительной степени права, Дивеева была главной, да, пожалуй, и едва ли не единственной звездой их труппы. Без нее театр окончательно загнется. И даже Юхнов его не спасет. Черт знает, что ему, Любашину, делать в такой ситуации. Если начнется противостояние этих двух персон, здесь возникнет самый настоящий филиал ада на земле. Уж кто, кто, а Дивеева умеет скандалить и добиваться своего. Если по-настоящему войдет в раж, ее ничего не остановит.

— Валерия Станиславна, решение уже принято, и мы его не изменим, — постарался как можно решительней произнес Любашин. — У нас с Яковом Ефимовичем еще много дел, так что прошу, идите.

— Хорошо, я пойду, — гордо встала со своего места Дивеева. — Но вы оба пожалеете, что родились на свет. С завтрашнего дня начинайте отсчет.

Дивеева решительными шагами направилась к двери, которую захлопнула с таким шумом, что оба невольно вздрогнули.

— Началось, — констатировал Любашин. — Может, в самом деле, ее уволить? Или, как появится Юхнов, сама уйдет.

— Не уйдет, — покачал головой Блюмкин.

— Почему? — удивился Любашин.

— Она не упустит шанс вступить с Юхновым в смертельный поединок. А заодно и с нами. Это ее бодрит.

Любашин невольно посмотрел в окно. Ему вдруг невероятно захотелось оказаться в своем уютном загородном домике и хотя бы на время позабывать о надвигающемся кошмаре.

Сцена десятая

Юхнов несся по городу, даже не пытаясь понять, куда он идет. Было не до таких мелочей, он был полностью захвачен бушующими внутри чувствами. Давно он не испытывал подобного воодушевления. Неужели удача все же повернулась к нему лицом и у него будет свой театр. Разумеется, формально главным будет в нем не он, но так ли в данном случае это важно. Этот Любашин ясно дал понять, что предоставит ему свободу рук. Не надо иметь семь пядей во лбу, дабы понять, что делается это не от хорошей жизни. Иначе им просто каюк. Но он, Юхнов, будет последним идиотом, если не воспользуется выпавшим шансом. Он слишком долго его ждал, и он пришел, когда он, Юхнов, совсем этого не ожидал. Тем приятней; самые лучшие сюрпризы те, которые случаются совершенно нежданно. Вот как сейчас.

Юхнов прекрасно знал, что имеет одну черту характера, — он чересчур легко поддается надежде, которая порождает в нем сильнейший эмоциональный всплеск, который захватывает его целиком. Он уже ни раз попадался на эту удочку, когда его обманывали иллюзии. Он давал себе слово не оказываться больше в расставляемой жизнью ловушке. Но едва снова возникала схожая ситуация, как все повторялось сначала.

Вот и сейчас он чувствовал, как захватила его эйфория. И несла вперед, не разбирая дороги. Несколько раз он едва не сталкивался лоб в лоб с идущими навстречу прохожими, слышал от них в свой адрес нелестные высказывания, но это нисколько не влияло на накал его чувств.

Где-то через час Юхнов остановился и огляделся. Он находился в незнакомом месте; еще никогда он сюда не забредал. Эйфория немного спала, и он снова обрел возможность мыслить рационально. Надо выбираться отсюда, не может же он до утра, словно бездомный, бродить по городу. Д а и пора бы и поесть, уже вечер, а последний раз он это делал далеким утром.