Водораздел - [221]

Город начинался от густого сосняка, в котором находилось кладбище. После субботника Хуоти решил побывать на нем. Кладбище было совсем не такое, как в Пирттиярви: здесь было много каменных надгробий. Возле одного из памятников Хуоти остановился. «Александр Михайлович Кузьмин, активный участник революционного движения, казнен по приговору царского суда 11.IX.1908», — прочитал он на плите, прикрепленной к памятнику. Активный? А что это значит?

Подошли еще двое мужчин.

— Ему не было еще и девятнадцати, — тихо сказал один из них своему товарищу. — Его повесили во дворе тюрьмы…

По дороге домой Хуоти думал только о юноше, погибшем за революцию. Значит, ему не было и девятнадцати. Проходя мимо тюремной стены, он вдруг подумал; «Значит, вот здесь… Но теперь-то, наверно, не вешают…»

Когда директор курсов вернулся с субботника, Хуоти спросил у него, что значит быть активным революционером?

— Активным революционером? Ну как тебе объяснить… Это значит много делать для революции, не щадить себя. Такими должны стать и вы. Вот только бы начать курсы…

Открытия курсов долго ждать не пришлось. Каждый день прибывали все новые юноши и девушки, карелы и финны. Из вновь прибывших Хуоти была знакома только одна девушка, которую он видел в Пирттиярви. Тогда она была в военной форме.

— Так, значит, и ты здесь?! — удивилась Хилья. Она тоже узнала Хуоти.

Наконец, 14 ноября 1920 года первые учительские курсы на финском языке были объявлены открытыми. Актовый зал бывшей учительской семинарии заполнили учащиеся курсов и гости. Среди гостей были и представители скандинавских коммунистических партий. Из выступления директора курсов Хуоти запомнил несколько фраз:

— Человек, который не умеет ни писать, ни читать, подобен слепому или глухому. Вы должны превратить Карелию в прекрасный и просвещенный край. Надо учиться быть также и классовыми борцами… Да поднимется социалистическое общество на карельской земле….

После приветственных речей был концерт.

Я рабочей рукою выкован

Под железной пятой,

начиненный силой великою

России святой, —

призывно гремел со сцены чей-то бас, словно перекатываясь с волны на волну.

…и вот

море ревет,

и я мчусь вперед…

Потом был спектакль.

На сцене стоял человек в красной форме венгерского офицера, наставив пистолет на молодого парня в изорванной рубахе, с избитым лицом.

— Ты можешь спасти свою жизнь…

Молодой революционер молчал.

— Я заставлю тебя заговорить, — пригрозил офицер и махнул кому-то. Подталкивая в спину, солдаты вывели, старую женщину.

— Ференц, сыночек, пожалей меня, свою старую мать, — умоляла женщина, опустившись на колени перед сыном.

Парень молчал.

Офицер направил пистолет на женщину.

— Заговоришь?

Затаив дыхание, Хуоти ожидал, что ответит молодой революционер.

Парень молчал.

Грохнул выстрел. Настоящий выстрел. Хуоти содрогнулся.

— Если ты не пожалел свою мать, то, может быть, пожалеешь свою невесту? — сказал офицер с презрительным смешком и опять махнул рукой.

Хилья! Хуоти сразу узнал невесту, когда солдаты вывели ее на сцену.

— Любимый! — шепнула Хилья дрогнувшим голосом и, опустившись на колени, обвила руками ноги своего жениха. Она смотрела на него с восхищением: — Отважный мой орел…

Опять грохнул выстрел. Хилья упала к ногам жениха, рядом с телом его матери…

Хуоти охватила такая жалость, что он уже не мог слушать, что говорилось на сцене. Молодой революционер по-прежнему молчал. Хуоти зажал уши руками, чтобы не слышать последнего выстрела.

Утром началась учеба. Начали с алфавита. Оказалось, что были и такие, кто не знал даже всех букв. Из таких образовали группу «б». Хуоти умел читать и попал в группу «а».

— …Не бог создал человека, а природа и труд. Каменные топоры… Первобытный коммунизм… Вера в сверхъестественность сил природы… Многие столетия назад совершались жертвоприношения…

Многие столетия назад? Хуоти вспомнил, как в Ильин день он сам ел жертвенного барана. Но раздумывать не было времени, ему стоило труда запомнить все то, чему его учили.

— …Трудовая школа строится на принципе самовоспитания. Учитель не школьный надзиратель, а старший товарищ. Надо вовлекать учащихся в школьное самоуправление… По новой методике преподавания домашние занятия отменяются… уборщицы не нужны, учащиеся сами должны убирать классные помещения…

Этому не только учили на уроках, но все это претворялось в жизнь. Учащиеся учительских курсов сами убирали жилые и классные помещения. Сами добывали дрова, сами пилили и кололи их. В нижнем этаже здания открылась столовая, и они поочередно дежурили на кухне, помогая поварам чистить картофель. На обед обычно варили чечевичную похлебку или кислые щи. После такого обеда всегда хотелось есть. Кое-кто не выдержал, бросил учебу и уехал домой. Но большинство осталось. Они верили в будущее…

По вечерам шли диспуты и споры. Свободного времени было много, потому что домашние задания не задавали. Те, кому довелось повидать свет и поскитаться по миру, рассказывали об увиденном и услышанном. Один из ребят-финнов был приговорен к смертной казни, но его не расстреляли, потому что он был несовершеннолетний. Он своими глазами видел, как шюцкоровцы расстреливали его товарищей-красногвардейцев. Присутствовавший при казни врач крикнул: «В голову не стреляйте. Головы надо укладывать в ящики и отправлять в Хельсинки». А другой парень хвастался, что видел верблюда, ел апельсины. Хуоти с завистью слушал рассказы ребят, которые повидали много такого, о чем он даже и не подозревал. А то начинали состязаться, кто умеет лучше шевелить ушами или говорить какие-нибудь странные скороговорки. Так проводили досуг.