Водораздел - [214]

Шрифт
Интервал

Вечером в темноте Хуоти не успел разглядеть деревню. Он увидел ее в утренних сумерках. Деревня была небольшая. Пожалуй, даже меньше, чем их Пирттиярви. На другой стороне пролива Хуоти увидел двух белоснежных лебедей.

Пролив был неширокий, в одном месте такой мелкий, что лодка задевала дно. Предание рассказывало, что некогда пришедшие с запада враги получили на этом проливе такой отпор, что до сих пор на песчаном дне находят их кости. Правда, в деревне уже не было очевидцев давней битвы, но жители ее утверждали, что именно поэтому их деревня и называется Луусалми — что значит «пролив костей».

А впереди, насколько хватало глаз, открывалась ширь Нижнего Куйтти. К счастью, ветер за ночь утих, и можно было продолжать путь. За этот день им пришлось немало погрести, прежде чем они добрались до порога Юряхмя, с которого и начиналась река Кемь. Порог был небольшой и короткий, и они легко прошли его. Но на другом конце заводи шумел грозный Кинтизма.

Ох жестокое ты, Куйтти,
Уж не черт ли тебя создал?
Утомил мои ты руки,
Понатер мои ты пальцы,
Мою спину не жалеешь… —

стала напевать одна из женщин, когда они поднялись на берег в надпорожье Кинтизмы.

Кинтизма считался трудным порогом, и не каждый осмеливался пройти через него на лодке. Самого порога не было видно, доносился только шум его. Хуоти не утерпел и пошел посмотреть, что это за порог.

Большинство женщин взяли кошели и пошли по тропинке через узкий перешеек, а те, кто решился пройти порог на лодке, сели на свои места, сперва гребцы, затем рулевые. Кормщики вставили в уключины толстые и длинные весла, предназначенные для прохождения через порог, дали гребцам последние указания, и лодки отчалили.

Взялись за весла. Чем ближе становился шум ревущего порога, тем напряженнее становилось лицо кормчего и тем быстрее работал он веслом. Это был верный знак того, что вот-вот начнется спуск. Деревья на берегу зарябили в глазах Хуоти, и вода со страшной силой потянула лодку навстречу бурным волнам. Хотя ему и было страшно, речи о возвращении не могло быть.

— Налегай! — послышался крик.

Тут же лодка словно провалилась, ударившись о воду, так что затрещали борта и взлетели брызги. Казалось, она застыла на месте. Но нет, вот она опять взлетела на гребень волны и снова провалилась между волнами.

— Левым, греби левым! — услышал Хуоти сквозь шум порога.

Возле мыса порог сделал крутой поворот и, казалось, лодка неминуемо налетит на камни. Но кормчий не впервые проходил через этот порог.

Когда вышли на спокойную воду и заплыли в заводь, кормчий сказал Хуоти:

— Ты, парень, будешь ходить по порогам.

Хуоти было лестно слышать эту похвалу. Он взял со дна черпак и стал вычерпывать воду, которой набралось чуть ли не пол-лодки. Хуоти все время поглядывал на порог. Показалась вторая лодка. Она то взлетала на волнах, как легкая щепка, то опять исчезала среди волн. Когда она снова появилась, Хуоти облегченно вздохнул. Через минуту и она причалила к берегу. А следом шла третья лодка.

Тем временем подошли к берегу и женщины, отправившиеся через перешеек. Опять можно было продолжать путь. В вечерних сумерках добрались до Юшкозера. Это было большое старинное селение. Стояло оно на месте слияния двух рек: Кеми, которая брала начало от Юряхми, и Чирки-Кеми, начинавшейся где-то около Ругозера. Видимо, этим географическим расположением и объяснялось то, что Юшкозеро имело немаловажное значение в истории северной Карелии. Некогда село было окружено даже деревянной крепостной стеной, но от укрепления не осталось и следа. На мыске, возле которого сливались реки, виднелись какие-то развалины, но, оказалось, это не остатки старинного укрепления, как сперва подумал Хуоти, а руины церкви, сгоревшей в 1912 году. С тех пор мыс, который по-прежнему назывался церковным, пустовал, и в Юшкозере, являвшемся центром прихода, не было церкви.

Утром пальцы Хуоти не хотели гнуться и было больно даже прикоснуться к веслам. Но делать было нечего: хочешь добраться до Кеми — берись за весла. Прошли ли они хотя полпути? Оказалось — не прошли. До Кеми оставалось более ста верст. И по дороге всего три деревни: глухая деревушка Суопассалми, село Паанаярви и Подужемье. Зато порогов много. Шомба, протяженностью в семь верст, Белый — длиной в пять верст, да еще со страшным «престольным камнем». Однако кормчие знали эти пороги и сумели обойти и «престольный» камень, и другие опасные камни и водовороты. Когда спускаешься вниз по реке, пороги только сокращают расстояние и берегут время. Да и ветер на реке меньше мешал, чем на открытом озере, хотя и дул в спину гребцам.

Когда они прошли Белый, навстречу им попалось пять или шесть лодок, в которых плыли красноармейцы.

— Далеко еще до Пирттиярви? — спрашивали они.

— Еще грести да грести, — отвечали им рулевые. — На границу едут, — решили они.

Прошло четыре дня, как отправились в путь. Уже четыре! На пятый день пристали к берегу в верховье Вочажа. Вытащили лодки на берег и волоком доставили их через порог к подпорожью. На другом берегу реки виднелось село Подужемье.

Причалы для лодок, вешала для сушки сетей, баньки на берегу реки и серые избы Подужемья показались Хуоти такими же, как и в его родной деревне, но ощущение все-таки было такое, словно он попал совсем в другую страну: столько здесь встретилось нового, о чем раньше доводилось только читать в книгах. Картофельные огороды, с которых картофель был выкопан, были знакомы, но огромные светло-зеленые кочаны Хуоти видел впервые. Конечно же, это была капуста. Возле изгороди свинья подрывала пятачком землю под нижней жердью, стараясь, видимо, добраться до капусты. Свинью Хуоти тоже увидел впервые, точно также как кур, которые ходили на дворе около избы. Были здесь и два красавца-петуха. Сперва они тоже мирно ходили по двору, потом вдруг, словно рассердившись, заговорили что-то по-своему, стали шаркать ногами, разрывая землю, и вцепились друг в друга, распушив хвосты и царапая крыльями землю. Куры закудахтали, словно успокаивая драчунов, но петухи, не обращая на них внимания, продолжали отчаянно биться, так что только пух летел. Временами они отступали, рыли землю и, округлив глаза, опять сходились. Один из них был уже весь в крови и временами валился с ног, но все равно не уступал, а все лез в драку. Хуоти до того загляделся на петушиный бой, что даже вздрогнул, когда его окликнула хозяйка.


Рекомендуем почитать
Сердце помнит. Плевелы зла. Ключи от неба. Горький хлеб истины. Рассказы, статьи

КомпиляцияСодержание:СЕРДЦЕ ПОМНИТ (повесть)ПЛЕВЕЛЫ ЗЛА (повесть)КЛЮЧИ ОТ НЕБА (повесть)ГОРЬКИЙ ХЛЕБ ИСТИНЫ (драма)ЖИЗНЬ, А НЕ СЛУЖБА (рассказ)ЛЕНА (рассказ)ПОЛЕ ИСКАНИЙ (очерк)НАЧАЛО ОДНОГО НАЧАЛА(из творческой лаборатории)СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ:Заметки об историзмеСердце солдатаВеличие землиЛюбовь моя и боль мояРазум сновал серебряную нить, а сердце — золотуюТема избирает писателяРазмышления над письмамиЕще слово к читателямКузнецы высокого духаВ то грозное летоПеред лицом времениСамое главное.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.