Водораздел - [184]

Лонин взглянул в сторону пакгауза. Около него оборону держала всего горстка красноармейцев. Вот они начали перебежками отходить к лесу. Может быть, им удастся по лесам добраться до Линдозера, оттуда — к своим…

— Полный вперед! — скомандовал Лонин, когда бойцы установили один пулемет на тендере, а другой на платформе, прикрепленной к паровозу.

Набирая скорость, паровоз понесся к югу.

У водокачки опять попали под обстрел. Пулемет с тендера стал огрызаться короткими очередями. С платформы тоже открыли огонь, но вскоре пулемет там замолчал… Паровоз несся на полной скорости. Стрельба на минуту прекратилась, но у моста через Сегежу вспыхнула с новой силой. Путь на юг был перегорожен поваленной на рельсы огромной сосной. Стреляли спереди и с флангов, из пулеметов и винтовок.

— Назад!

Паровоз помчался обратно на север. Удачно проскочили станцию Сегежу, но версты через две опять попали под огонь. Пробило котел…

Лонин выпрыгнул на ходу и побрел по снегу к деревьям. Паровоз прошел еще немного и остановился. Красноармейцы пытались укрыться в лесу, но пули настигали их — кого у самого паровоза, кого в нескольких шагах от полотна. Лонину удалось доползти до леса. Укрывшись за густой елью, он выстрелил один раз и двинулся в глубь леса. Вдруг он почувствовал, словно чем-то горячим хлестнуло по спине. Он упал навзничь. Падая, он увидел перед собой лицо матери… «Бедная мама…» — успел он еще подумать.

Снежинки медленно падали на его лицо. Сперва они таяли, потом перестали таять…

Прибыв со своим штабом на станцию Уросозеро, Донов первым делом связался с Сегежей — узнать, как там обстоят дела. Соболев ответил, что противник жмет и спереди и сзади и что без подкреп… Тут связь оборвалась. Донов немедленно собрал всех бойцов, бывших в его распоряжении — набралось человек 20 — и на паровозе поспешил на помощь. Но на 247-й версте паровоз чуть было не сошел с рельсов. Хорошо, что шел медленно. Белые успели развести пути. Увидев паровоз, белые выбежали из барака, где они как раз обедали, и открыли беспорядочную стрельбу. Машинист дал задний ход, и паровоз, набирая скорость, пошел обратно.

Когда Соболев, а за ним один за другим бойцы из отряда прикрытия, все вконец усталые, озябшие, ввалились в барак, Емельян собирался попить чаю.

— В самый раз пришли, — обрадовались бойцы, увидев в руках у Емельяна чайник с кипятком.

Донов немедленно послал в Медвежью Гору телефонограмму:

«Командир взвода Ф. Соболев и вместе с ним 13 бойцов из прикрытия, оставленного на станции Сегежа, отошли сегодня, 20 февраля, на 20-й разъезд. Белые окружили их, однако они вырвались из окружения и лесами вышли к 20-му разъезду. По их рассказам, Сегежа занята отрядом белых численностью около трехсот штыков. Шлите подкрепление. Переходим в контрнаступление…»

В то, что подкрепление из Медвежьей Горы прибудет, Донов не особенно верил. На Медвежьегорском участке противник тоже оказывал сильное давление, наступал с флангов, чтобы развернуть наступление затем на Медвежью Гору. Поэтому Донов был поражен, когда на следующий день прибыл лыжный взвод, состоявший из финнов и карелов, с приданными ему двумя орудийными расчетами. Теперь Донов располагал уже достаточными силами для контрудара.

Донов поднялся в будку паровоза, и паровоз, повернутый тендером вперед, с двумя пулеметами, установленными на тендере на дровах и направленными по ходу движения поезда, тронулся в путь. Уже на 247-й версте пришлось открыть огонь. Закрепив разведенные рельсы, двинулись дальше.

За деревьями открылась белая гладь Сегозера. Путь шел вдоль извилистого берега залива.

Временами путь подходил к самому озеру, потом снова уходил в лес. Показался мост через реку Сегежу, Поезд шел совсем медленно. Как только он остановился и красноармейцы спрыгнули с платформ, с другого берега по ним открыли стрельбу. Паровоз запыхтел и пятясь, скрылся за поворотом. Под прикрытием леса артиллеристы скатили орудия с платформ. Тем временем перестрелка у моста разгорелась, оттуда доносился уже треск пулеметных очередей.

— Огонь!

Одно орудие выстрелило, другое дало осечку. Видимо, в нем была какая-то неисправность. Огонь пришлось вести одним орудием, и вскоре, ободренные его стрельбой, красноармейцы бросились в атаку. Им удалось перейти через реку и захватить расположенные на другом берегу бараки. Оправившись от замешательства, белые открыли огонь из пулеметов. Откуда-то издали стали бить шрапнелью. Красноармейцам пришлось отойти обратно на южный берег и занять оборону.

— Вот черти, никак в атаку собираются, — проговорил Донов, внимательно следивший за противником. — Пусть подойдут поближе… А ну давай, ребята!

Белым пришлось отступить, но с наступлением темноты они предприняли новую атаку, уже большей силой.

— Да ты же ранен!.. — воскликнул вдруг Емельян, увидев, как рядом с командиром по снегу расходится красное пятно.

Увлеченный боем, Донов даже не почувствовал боли.

— Давай перевяжу.

— Я сам… — ответил Донов, закатав рукав: — Ты стреляй. Вон туда. Видишь?

Белые понесли большие потери и отошли. Зато на правом фланге огонь усилился — видимо, противник хотел обойти их. Воспользовавшись передышкой, Донов приказал красноармейцам незаметно отойти к поезду. Под прикрытием темноты погрузили орудия на платформы, и поезд пошел к 20-му разъезду. Сегежа осталась за белыми. С такими силами нечего было и думать о том, чтобы отбить станцию.