Водораздел - [125]

Узнали о появлении крейсера и на станции.

— Нажимай, ребята, — поторапливал Лонин своих людей.

Депо уже горело. Вскоре черно-красные языки пламени заклубились и над станцией. Когда были сняты посты и все люди собраны, раздалась команда: «По вагонам!» Поезд отправился. Только тогда из-за реки захлопали выстрелы. Из поезда им в ответ застрочил пулемет, и он поливал берег огнем до тех пор, пока поезд не скрылся за лесом.

НА ПЕРЕКРЕСТНЫХ ВОЛНАХ

I

Затишье, установившееся в Пирттиярви с наступлением распутицы, продолжалось недолго. Как только вскрылись реки и озера освободились ото льда, через Пирттиярви началось оживленное движение белофиннов: одни шли из Финляндии, другие возвращались в Финляндию. В самой деревне появился белофинский гарнизон, и над школой, где жили солдаты, развевался белый флаг с синим крестом. Такие же гарнизоны были расположены во многих деревнях. Главные силы экспедиционного отряда находились в Ухте.

Вскоре из приграничных деревень стали приходить тревожные вести. В Венехъярви белофинны арестовали Еххими Витсаниеми, увели с собой в Ухту и там расстреляли. Того самого Еххими, который устанавливал в деревне власть бедноты… От Крикку-Карппы — он не забывал о своих обязанностях лесника и поэтому бывал в соседних деревнях — в Пирттиярви узнали о страшном событии, происшедшем в Кивиярви.

В Кивиярви у зятя Хилиппы Онтто жил бежавший из Финляндии красногвардеец. После поражения революции многие из участников восстания, спасаясь от террора, бежали из Финляндии. Некоторым удалось найти прибежище в лесах беломорской Карелии.

В Кивиярви тогда еще не было белофинского гарнизона. Но в соседней деревне были белые. Кто-то донес на Онтто. Один из белофиннов отправился в Кивиярви выяснить, что за финн там скрывается.

— …и вдруг на пороге появился руочи. «Руки вверх!» — говорит… Онтто как раз поле пахал… — рассказывал Крикку-Карппа. — Евкениэ побежала за Онтто. Тот бросился домой, прибежал, схватил безмен и запустил в руочи безменом. Да промахнулся…

— Жаль, — заметил Поавила.

— Онтто с постояльцем скрылись в лесу. Хоронились они в одной сторожке. Но руочи однажды ночью пришли, взяли их и обоих расстреляли.

— Обоих?

— Да. Онтто тоже.

— А еще соплеменниками называются.

— Кто-то из деревенских указал им дорогу к той сторожке. Только кто, Евкениэ не знает.

— Да, и в лесу не укроешься, — нахмурился Поавила. — И соседям нельзя доверять. Дожили. — Помолчав, он снова заговорил: — И чего они там, в Кеми, канитель тянут? Теппана тоже: ушел — и с концам. Как в воду канул…

Тут их разговор оборвался: на пороге появился финский фельдфебель, долговязый парень лет двадцати с несоразмерно маленькой головой на длинной шее. Хуоти слышал, что солдаты называли его Остедтом. Фельдфебель был из финских шведов.

Остедт держал в руках солдатский котелок.

— Не найдется ли у вас м-м-молока? — заикаясь, обратился он к Доариэ.

— Корова не доит, — буркнула Доариэ и, схватив веник, начала подметать пол.

Поавила удивленно взглянул на жену. Он никогда не слышал, чтобы Доариэ говорила таким грубым тоном.

— Да-д-д-д-да я заплачу, — сказал фельдфебель.

— Своим детям не хватает, — не поднимая головы, ответила Доариэ. — Иди к Оксениэ, у них коров много…

— Благодарю, — язвительно сказал Остедт и направился к двери. На пороге он остановился и, обернувшись к мужикам, обратился к ним подчеркнуто официально: — В школе будет собрание. П-п-приходите.

— Жди, придем, — буркнул ему вслед Поавила.

— Молока им еще… — ворчала Доариэ, сердито выметая сор к порогу, за которым только что исчез фельдфебель. — Весной все сено забрали, а теперь…

Пулька-Поавила и Крикку-Карппа не пошли на собрание. Зато Хилиппа, который после появления в деревне белофинского гарнизона вновь загорелся идеей освобождения Карелии, пришел одним из первых. На собрании речь шла о создании в деревне местного отряда шюцкора. Увидев Хуоти, Хилиппа стал уговаривать его:

— Чего ты боишься? Ты же молодой. Вступай. Дадут тебе шапку, как у Ханнеса, винтовку. Хоть на охоту ходи…

Хилиппа раньше всегда разговаривал с Хуоти с какой-то издевкой, грубо. А тут ишь как сладко запел! Хуоти ничего не ответил, только искоса взглянул на Хилиппу и пошел к другим парням.

Ханнес тоже начал его уговаривать:

— Давай, Хуоти, вступим.

— Вступай, коли есть охота. Кто тебе мешает? — ответил Хуоти и отвернулся.

В углу классной комнаты несколько солдат экспедиции играли в карты. Ханнес подошел к ним и стал наблюдать за игрой.

— Как зовут вон ту красотку? — спросил у него молодой капрал, показав на Наталию, которая вместе с другими девушками пришла из любопытства в школу и робко жалась к дверям.

— Наталия, — ответил Ханнес и что-то шепнул капралу на ухо.

— Сун флирум, сун флирум, — запел капрал и, бросив окурок на пол, ударил картой по столу. — Была дамочка ваша — будет наша!

— А мы вам в пику дадим, в пику.

— А ту беленькую? — спросил капрал у Ханнеса.

— Иро, — ответил Ханнес, но ничего не добавил.

Из учительской, где теперь жил Остедт, послышались звуки граммофона. Хуоти вспомнил, как он мальчишкой бегал вместе с другими ребятами слушать игру этого удивительного ящика с трубой, который учитель привез с собой из Архангельска. Но теперь он не мог слушать, как играет граммофон, и направился к выходу. Проходя мимо Иро, он легонько дернул ее за рукав. Но Иро не пошла за ним. Уже выйдя на улицу, Хуоти услышал, как финны начали приставать к девушкам, уговаривая их остаться с ними на танцы. Девушки прыскали, потом стали разбегаться.