Водораздел - [127]
Не в силах тронуться с места, Хуоти долго стоял и смотрел на обезображенное лицо Степана Николаевича. Потом он увидел воткнутый в ствол сосны финский нож. Им что-то пригвоздили к дереву. Вглядевшись, Хуоти увидел под острием какую-то бумажку. Он заставил себя протянуть руку и снять с ножа бумажку. «Предъявитель сего прапорщик С. Н. Попов является членом солдатского комитета 428 Выборгского полка…» Хуоти сдернул с головы картуз, постоял еще немного, потом быстро пошагал к деревне.
С дерева на дерево с веселым щебетом перепархивали птички. Неподалеку слышалось многоголосое звяканье колокольчиков возвращавшегося из лесу стада. Но Хуоти ничего не слышал, ничего не видел. Перед глазами стоял учитель. Вот он сидит в лодке возле острова с удочкой в руках. Вот он стоит во время урока у классной доски…
— Помогите! — раздался вдруг истошный женский крик.
Хуоти очнулся от раздумий. Голос показался ему знакомым. Не разбирая дороги, он бросился бежать в ту сторону, откуда донесся крик. Ветки били по лицу, носки пьекс цеплялись за сучья. Крик больше не повторился. Где-то совсем рядом послышалось пыхтение, сдавленный стон.
— Чего ты орешь, как поповская скотница? — прохрипел мужской голос по-фински.
Уже из-за деревьев Хуоти увидел Наталию, которая отчаянно боролась, пытаясь вырваться из рук какого-то солдата экспедиции. Солдат успел уже повалить ее и, зажимая одной рукой рот девушки, другой срывал с нее платье. Хуоти на бегу схватил большой угловатый камень и, не помня себя от охватившего гнева, с размаху опустил его на голову солдата. Белофинн дернулся и откинулся навзничь. Хуоти узнал в нем того самого молодого капрала, который играл в карты и расспрашивал Ханнеса о девушках.
Наталия, бледная и дрожащая, переводила непонимающий взгляд то на Хуоти, то на капрала.
— Что ты наделал? — насилу прошептала она сдавленным от ужаса голосом.
Только теперь до сознания Хуоти дошло, что он натворил. Ему стало страшно. Все произошло так неожиданно… Он схватил Наталию за руку.
— Уйдем.
Они долго шли молча. Наталия все еще тяжело дышала, машинально поправляла помятое платье.
— Пошла встречать коров, а он за мной, — заговорила она наконец.
Хуоти остановился.
— Учителя убили, — тихо сказал он дрогнувшим голосом.
— Где?
— Там, у реки. И язык отрезали.
— Ой-ой! Бедная Анни! Она и так все глаза выплакала.
И они молча стали спускаться с косогора. На прогоне они уже издали увидели двух финнов, шедших им навстречу.
— Почему де-де-вушка такая печальная? — спросил Остедт.
Наталия молча отвернулась и стегнула хворостиной чью-то отставшую корову. Когда белофинны отошли, она схватила Хуоти за руку.
— Ты боишься? — спросила она, заглядывая ему в лицо. — Ты весь побелел.
Хуоти перевел дыхание.
— Только бы не узнали, — тихо сказал он.
Возле амбара Крикку-Карппы они остановились, увидев Микки, который стоял на лестнице, приставленной к стене амбара, и что-то засовывал под стреху.
— Ханнес сшиб камнем, — пожаловался Микки, чуть не плача. — Один птенчик разбился…
Оказалось, Ханнес сшиб камнем воробьиное гнездо. Сам он стоял за углом амбара с папироской в зубах и, ухмыляясь, следил за Микки.
— Что тебе воробьи-то сделали? — спросил Хуоти у Ханнеса.
— Ну как, вышло? — кивнул Ханнес на Наталию и противно захихикал.
Хуоти рванулся к нему, но Наталия удержала его за рукав.
На перекрестке прогона они расстались. Наталия погнала скот Хилиппы к дому Малахвиэненов, а Хуоти пошел к жене учителя.
На следующий день белофинны хватились капрала и стали ходить по домам, расспрашивая жителей деревни, не видел ли кто капрала Мёнккёнена.
— Не пошел ли он удить рыбу на Калмолампи? — высказала предположение жена Хёкки-Хуотари.
Верстах в трех от деревни к северо-востоку было лесное озерко, прозванное кем-то «озером смерти». Вода в нем была черная-черная, глубины его никто не мерил, но все считали, что оно бездонное. Озерко кишмя-кишело рыбой, но ловить ее боялись. Говорили, будто бы дед старого Петри в свое время пошел туда на рыбалку и пропал, как в воду канул. С тех пор в деревне и жила вера, что Калмолампи поглотит каждого, кто осмелится закинуть удочку в его черную воду.
— Окунь там хорошо ловится, — стала нахваливать Паро, искоса поглядывая на белофиннов.
У Хёкки-Хуотари даже глаза округлились от удивления. Он что-то хотел сказать, но жена опередила его:
— Шел бы ты лучше пахать.
Иро тоже хотела заговорить с финнами, но, заметив сердитый взгляд матери, потупилась и сидела молча. Когда солдаты ушли, Паро обрушилась на дочь.
— Я тебе все волосы повыдеру, если увижу с этими бандитами! Ишь какая мамзель нашлась… Хуоти ей, видите ли, не пара… Все к Ханнесу липнет. Чего нюни распустила? Ну, живо, вымой посуду!
Побывали белофинны и у Хилиппы.
— А не подался ли он домой, как и Паюнен? — предположил Хилиппа.
На прошлой неделе солдат Паюнен самовольно ушел в Финляндию и обратно в гарнизон до сих пор не вернулся. Все полагали, что он вообще вряд ли вернется.
— Вполне возможно, — согласились с Хилиппой белофинны и прекратили поиски своего капрала. Все они рвались домой. Война в Финляндии уже давно кончилась, крестьян, служивших в белой армии, отпустили по домам — начинались полевые работы. А им все еще приходится торчать в этой глухой деревушке, где и есть-то нечего. Чего ради, спрашивается?
Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».