Водораздел - [127]

Не в силах тронуться с места, Хуоти долго стоял и смотрел на обезображенное лицо Степана Николаевича. Потом он увидел воткнутый в ствол сосны финский нож. Им что-то пригвоздили к дереву. Вглядевшись, Хуоти увидел под острием какую-то бумажку. Он заставил себя протянуть руку и снять с ножа бумажку. «Предъявитель сего прапорщик С. Н. Попов является членом солдатского комитета 428 Выборгского полка…» Хуоти сдернул с головы картуз, постоял еще немного, потом быстро пошагал к деревне.

С дерева на дерево с веселым щебетом перепархивали птички. Неподалеку слышалось многоголосое звяканье колокольчиков возвращавшегося из лесу стада. Но Хуоти ничего не слышал, ничего не видел. Перед глазами стоял учитель. Вот он сидит в лодке возле острова с удочкой в руках. Вот он стоит во время урока у классной доски…

— Помогите! — раздался вдруг истошный женский крик.

Хуоти очнулся от раздумий. Голос показался ему знакомым. Не разбирая дороги, он бросился бежать в ту сторону, откуда донесся крик. Ветки били по лицу, носки пьекс цеплялись за сучья. Крик больше не повторился. Где-то совсем рядом послышалось пыхтение, сдавленный стон.

— Чего ты орешь, как поповская скотница? — прохрипел мужской голос по-фински.

Уже из-за деревьев Хуоти увидел Наталию, которая отчаянно боролась, пытаясь вырваться из рук какого-то солдата экспедиции. Солдат успел уже повалить ее и, зажимая одной рукой рот девушки, другой срывал с нее платье. Хуоти на бегу схватил большой угловатый камень и, не помня себя от охватившего гнева, с размаху опустил его на голову солдата. Белофинн дернулся и откинулся навзничь. Хуоти узнал в нем того самого молодого капрала, который играл в карты и расспрашивал Ханнеса о девушках.

Наталия, бледная и дрожащая, переводила непонимающий взгляд то на Хуоти, то на капрала.

— Что ты наделал? — насилу прошептала она сдавленным от ужаса голосом.

Только теперь до сознания Хуоти дошло, что он натворил. Ему стало страшно. Все произошло так неожиданно… Он схватил Наталию за руку.

— Уйдем.

Они долго шли молча. Наталия все еще тяжело дышала, машинально поправляла помятое платье.

— Пошла встречать коров, а он за мной, — заговорила она наконец.

Хуоти остановился.

— Учителя убили, — тихо сказал он дрогнувшим голосом.

— Где?

— Там, у реки. И язык отрезали.

— Ой-ой! Бедная Анни! Она и так все глаза выплакала.

И они молча стали спускаться с косогора. На прогоне они уже издали увидели двух финнов, шедших им навстречу.

— Почему де-де-вушка такая печальная? — спросил Остедт.

Наталия молча отвернулась и стегнула хворостиной чью-то отставшую корову. Когда белофинны отошли, она схватила Хуоти за руку.

— Ты боишься? — спросила она, заглядывая ему в лицо. — Ты весь побелел.

Хуоти перевел дыхание.

— Только бы не узнали, — тихо сказал он.

Возле амбара Крикку-Карппы они остановились, увидев Микки, который стоял на лестнице, приставленной к стене амбара, и что-то засовывал под стреху.

— Ханнес сшиб камнем, — пожаловался Микки, чуть не плача. — Один птенчик разбился…

Оказалось, Ханнес сшиб камнем воробьиное гнездо. Сам он стоял за углом амбара с папироской в зубах и, ухмыляясь, следил за Микки.

— Что тебе воробьи-то сделали? — спросил Хуоти у Ханнеса.

— Ну как, вышло? — кивнул Ханнес на Наталию и противно захихикал.

Хуоти рванулся к нему, но Наталия удержала его за рукав.

На перекрестке прогона они расстались. Наталия погнала скот Хилиппы к дому Малахвиэненов, а Хуоти пошел к жене учителя.

На следующий день белофинны хватились капрала и стали ходить по домам, расспрашивая жителей деревни, не видел ли кто капрала Мёнккёнена.

— Не пошел ли он удить рыбу на Калмолампи? — высказала предположение жена Хёкки-Хуотари.

Верстах в трех от деревни к северо-востоку было лесное озерко, прозванное кем-то «озером смерти». Вода в нем была черная-черная, глубины его никто не мерил, но все считали, что оно бездонное. Озерко кишмя-кишело рыбой, но ловить ее боялись. Говорили, будто бы дед старого Петри в свое время пошел туда на рыбалку и пропал, как в воду канул. С тех пор в деревне и жила вера, что Калмолампи поглотит каждого, кто осмелится закинуть удочку в его черную воду.

— Окунь там хорошо ловится, — стала нахваливать Паро, искоса поглядывая на белофиннов.

У Хёкки-Хуотари даже глаза округлились от удивления. Он что-то хотел сказать, но жена опередила его:

— Шел бы ты лучше пахать.

Иро тоже хотела заговорить с финнами, но, заметив сердитый взгляд матери, потупилась и сидела молча. Когда солдаты ушли, Паро обрушилась на дочь.

— Я тебе все волосы повыдеру, если увижу с этими бандитами! Ишь какая мамзель нашлась… Хуоти ей, видите ли, не пара… Все к Ханнесу липнет. Чего нюни распустила? Ну, живо, вымой посуду!

Побывали белофинны и у Хилиппы.

— А не подался ли он домой, как и Паюнен? — предположил Хилиппа.

На прошлой неделе солдат Паюнен самовольно ушел в Финляндию и обратно в гарнизон до сих пор не вернулся. Все полагали, что он вообще вряд ли вернется.

— Вполне возможно, — согласились с Хилиппой белофинны и прекратили поиски своего капрала. Все они рвались домой. Война в Финляндии уже давно кончилась, крестьян, служивших в белой армии, отпустили по домам — начинались полевые работы. А им все еще приходится торчать в этой глухой деревушке, где и есть-то нечего. Чего ради, спрашивается?