Водораздел - [15]
Кроме того, несколько лет назад под крышу Резо изъявил желание перейти великоволжский авторитет Гвозь, имевший бизнес–интересы в Ленинском районе города. Сам Гвоздь тоже не относился к «синим», в прошлом он был офицером спецназа ГРУ, а после увольнения из вооруженных сил сколотил бригаду, которая к концу 90‑х установила контроль над Ленинским районом. Несмотря на это Резо посчитал его за «правильного пацана». Официально Гвоздь был объявлен смотрящим в Великоволжске и положенцем. Резо также сулил ему в скором будущем воровскую корону и место смотрящего во всем Великоволжском крае, поэтому Гвоздь служил ему верой и правдой, исправно представляя интересы воровского сообщества в регионе.
Гвоздь появился через две минуты после приглашения Резо. Это был высокий и сухопарый мужчина лет сорока с небольшим, с ранней сединой. Его особой приметой был шрам, пересекавший всю левую щеку от уха до горла. Накануне утром Гвоздь уже успел побывать у Резо, он и сообщил ему о судьбе Каначика.
— Ну, что скажешь? — спросил его Резо, когда тот присел на диванчик для посетителей перед ним.
— Мочить всех надо, — ответил Гвоздь, — без вариантов. Нужно, чтобы земля у них под ногами горела.
— А вот этого не нужно, — умерил его пыл Резо, — нам нужно все делать аккуратнее, без шуму, без пыли, особенно теперь. С ними нужно их же приемчиками действовать.
После этих слов Резо многозначительно помолчал, а потом пристально поглядел на Гвоздя и добавил:
— Я еще с людьми знающими посоветуюсь, что к чему. Так что ты там давай аккуратнее, без резких движений. Но ты там тоже руку на пульсе–то держи. Пока сиди тихо, присматривайся, что к чему. Меня, главное, в курсе держи. Обо всех подвижках сразу же говори все, как есть. У тебя самого людей–то много, если что?
— Ну, сотню стволов могу выставить в любой момент, — сообщил Гвоздь.
— Это хорошо, — одобрительно махнул Резо, — людей держи в боевой готовности. Но еще раз говорю — без моего ведома никаких резких движений. И давай, если все выгорит, то считай, коронация тебе обеспечена. Мое слово верное.
После того ухода Гвоздя, допив бутылку настоящего грузинского «Киндзмараули» (в продаже такого не сыщешь, говорил Резо всем своим гостям), вор взял мобильник и набрал номер давнего знакомого, в прошлом подшефного коммерсанта, затем прикормленного регионального чиновника, а ныне помощника полпреда президента в Нижневолжском федеральном округе.
— Але, Юрий Васильич? — спросил он, — ну как там дела наши продвигаются? Бумагу твой шеф подписал, да. Это хорошо. Бумага ушла уже, говоришь? Ну хорошо, постарайся теперь с силовиками покрепче завязаться. Как это пошлют? Ты помощник полпреда президента, государева ока, так никто тебе даже слова поперек сказать не посмеет. Главное, чтобы сам ты себя ощущал большим человеком, тогда и другие проникнуться. Да, а как же. Привыкай к этой роли. И давай там этого генерала, с которым у тебя отношения, пусть тоже без дела не сидит…
…
Вице–спикер Государственной Думы Виталий Викторович Волынин сидел на своей служебной даче в подмосковном Архангельском и изучал информационные сводки с исторической родины — Великоволжского края. Там говорилось о банкротстве Беловодского порта, задержании авторитета Каначика и его последующей смерти от сердечной недостаточности. Чем больше он погружался в чтение, тем более глубокие морщины бороздили его лоб, а татарские глаза вице–спикера как будто становились еще более косыми. Порт Волынина не слишком встревожил, но вот судьба Каначика взволновала его сильно. Поэтому когда ему доложили, что из Великоволжска бизнес–рейсом в Москву прибыл начальник службы безопасности группы компаний «Бутон» Игорь Ярыгин, Волынин дал команду подготовить машину и ехать в офис московского представительства ГК «Бутон», находившегося на Пресненской набережной недалеко от Белого дома.
Вообще–то, большую часть рабочего времени Волынин проводил в своем думском кабинете, где он как вице–спикер занимал целое крыло на пятом этаже старого здания, но в стенах Думы он сильно опасался посторонних ушей и поэтому все конфиденциальные встречи, особенно с по вопросам безопасности и развития бизнеса, он проводил в офисе компании. Там сотрудники службы безопасности каждый день сканировали все помещения на наличие прослушивающих устройств, а еще накануне важных встреч Волынин выключал мобильник и вынимал оттуда батарейку и своего собеседника всегда просил делать то же самое.
Виталий Волынин до конца 90‑х считался ближайшим соратником и правой рукой губернатора Агаркова. До осени 1999 года он занимал пост вице–губернатора края. Правда, злые языки в течение нескольких последних лет мусолили слухи о кошке, пробежавшей между соратниками и об интригах, которые молодой политик будто бы постоянно плел против своего шефа. Поговаривали в частности, что Волынин во время выборов в Краевую Думу три года назад составлял собственный список кандидатов, чтобы сформировать там фракцию и стать ее спикером, а еще говорили, что он финансирует единственную оппозиционную краевой администрации газету «Свобода». Но на людях эти двое так или иначе демонстрировали полное согласие и единение и нерушимую дружбу. При этом сфера полномочий вице–губернатора, который начинал как единственный первый зам Агаркова, постоянно сокращалась. Так, сначала у Агаркова появился второй первый зам — секретарь Совбеза Мордашев, затем большая часть полномочий Волынина оказалась в руках краевого вице–премьера Кейтеля. За Волыниным же остались вопросы ЖКХ, строительства, и крайне невнятное Министерство инвестиционной политики. Вдобавок ко всему губернатор стал регулярно назначать Волынина ответственным за взимание недоимок с краевых бизнес–структур и за выплату зарплат бюджетникам и пенсий. Впрочем, вице–губернатору каждый раз удавалась выходить сухим из воды. В конце концов, накануне недавних думских выборов Волынин вошел в состав руководства блока, созданного московским мэром и одним их бывших премьеров, и занял там пост председателя исполкома. После начала работы третьего думского созыва он сразу же оказался в кабинете вице–спикера, как поговаривали, за счет умения быстро сводить дружбу с нужными людьми, главным образом, за счет неких тайных пороков, всегда скрепляющих их носителей теснее любой идеологии и любых финансовых интересов.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.