Водная пирамида - [18]

Шрифт
Интервал

Отец и Игорь Лозинский, похоже, были на Балканах единственными утопистами, которые желали следовать за угрями, двигаясь по водным путям планеты. Это желание объединяло их, но мотивы его у каждого были свои.

Отец хотел героически уехать с семьей с Балкан, проделав путь угрей, в поисках планетарной гармонии, которая, как ему представлялось, наиболее полно воплотилась в природном универсуме.

Прошло совсем немного времени, и Игорь Лозинский снова пришел к Отцу. Как и в первый раз, сначала он навестил Хаджиевых. Рыбак Коле был занят подготовкой пойманных угрей — части к сушке, части — к копчению. Никогда до этого не было у него такого богатого улова, а сезон для рыбалки еще не кончился. Озеро должна была покинуть еще одна, последняя, большая стая угрей.

Во дворе все сильнее пахло жареным угрем. Воскресия хлопотала, не покладая рук.

— Добрый день, Коле! — Игорь Лозинский прервал тихое задушевное пение Коле.

— Добрый день, дружище! — отозвался рыбак.

— Гляжу, много ты поймал на этот раз!

— Да, как никогда! Не подвели нас и в этом году Маккавеи. По приметам мы заранее знали, когда угри отправятся на нерест. Завтра снова пойдем ловить. Ожидается сильный ветер, дождь. Скорее всего, и оставшиеся в Озере угри двинутся в путь.

Игорь Лозинский слышал, что в народе погоду предсказывают по дням святых мучеников, братьев Маккавеев — с 14 по 25 августа. По тому, как изменялось небо в течение этих двенадцати летних дней, определяли погоду на весь год, на все двенадцать месяцев.

Каждая четверть или восьмая часть дня представляла собой месяц в календарном году. И так, из поколения в поколение, каждый август рыбаки глядят в небо, отмечают даже самое малое облачко, надежно фиксируя его в своей памяти. Измеряют температуру в тени, каждому дождю придают особое значение.

Коле Хаджиев был известен тем, что делал самые точные предсказания погоды по Маккавеям. Его знали не только местные рыбаки. Порой к нему приезжали люди из других, весьма отдаленных от Озера, мест, чтобы сверить или дополнить свои прогнозы.

Пока дед Коле рассказывал про Маккавеев, подоспел и Отец. Поздоровался с Игорем, с Коле он уже виделся утром. Отец знал о том, что рыбаки предсказывают погоду по Маккавеям, но никогда не интересовался подробностями. Поэтому сейчас и он с большим вниманием прослушал рассказ соседа. Коле знал, чем обернется в будущем каждое легкое облачко на синем небе. Он безошибочно предугадывал бурю, которая обычно приходила из-за горы, разделяющей два озера. А особенно точно он чувствовал момент, когда в непогоду угри начнут покидать Озеро.

Старому Коле в голову не могло прийти, какой другой ночной бой, будучи на стороне угрей, глядя на небо и реку, вели его сосед и Игорь Лозинский. А если бы и узнал Коле, что говорили они об угрях, то, наверняка, посмотрел бы на них с недоумением и сожалением, что вот так, впустую, потратили они драгоценное время.

Это был настоящий день угрей. Бабка Воскресия сняла крышку со сковороды, на которой лежал зажаренный угорь, уже без лишнего жира, заправленный чесноком и специями. Из других дворов доносились похожие запахи. Жареным угрем пахло по всей округе.

Было время обеда. Коле пригласил всех к столу — на жареного угря. Воскресия принесла кувшин домашнего вина. Старый рыбак был в настроении, он тихо затянул песню. Вдалеке слышались выстрелы. Но война уже подходила к концу. Когда закончился обед, Отец и Лозинский через калитку, которая соединяла два участка, отправились в дом, в отцовский кабинет. А старый рыбак не спеша подливал себе вино, продолжая тянуть тихую рыбацкую песню.

9

Анонимные воды знают все наши тайны. Отец, испытывая доверие к Игорю Лозинскому, поведал ему о странной привязанности семьи к воде — они всегда жили у моря, у озера, у реки. В изгнании воды показывали им путь — возможный выход. Отец, последовав по этому пути, наверняка двинулся бы не вширь, а вглубь. Он не без причины сказал Игорю Лозинскому, что глубокие воды текут медленно, а мелкие быстро. Они определяют ритм жизни в изгнании.

— Озеро мирно, как никогда. Но грядет буря, которую предсказывал Коле, — сказал Отец, закрывая окна, широко открытые матерью, чтобы, как она говорила, проветрились книги.

И Отец, и Игорь Лозинский внутренней мощью настрадавшихся в скитаниях душ чувствовали метаморфозы, происходящие в пространстве между водой и небом, между богатой озерной флорой и фауной и людьми.

В райских пределах Озера происходило рождение жизни, ее развитие и угасание. В пространстве доминировала субстанция обновления, она была вечной, и именно в ней Отец и Лозинский видели общую родину. И эта родина была совсем близко, рядом, но постоянно ускользала от них.

Отец, глядя на воду, всегда восхищался ее поразительной силой — вечно быть в движении, течением изменять жизни и судьбы, нести анонимные истории и мифы в будущее. Отец любил смотреть, как на закате солнце, опуская последние лучи в Озеро, изменяло голубой цвет воды до темно-синего.

Когда Отец чувствовал, что, залюбовавшись этой чудесной умиротворяющей картиной, начинает впадать в сон, он старался взбодриться, вернуться к реальности, ища глазами место, где потоки воды текли бурно, символизируя собой скоротечность и изменяемость. Возможно, уже будущей весной он будет далеко от Озера, от пьянящего запаха цветущих акаций, бледно-голубых левкоев. Наверняка он сохранит их в душе и будет, будто разглядывая гербарий, возвращаться в воспоминаниях к Озеру, к прошлой жизни, в которой оставил свою мать на пороге родного дома, к могилам предков, ко всем этим истокам неизбывной тоски человека на чужбине. И вот сейчас, перед тем, как отправиться по пути угрей, перевернуть новую важную страницу в жизни семьи, он волею судьбы сошелся с русским эмигрантом Игорем Лозинским.


Рекомендуем почитать
Скотный дворик

Просто — про домашних животных. Про тех, кто от носа до кончика хвоста зависит от человека. Про кошек и собак, котят и щенят — к которым, вопреки Божьей заповеди, прикипаем душой больше, чем к людям. Про птиц, которые селятся у нашего дома и тоже становятся родными. Про быков и коз, от которых приходится удирать. И даже про… лягушек. Для тех, кто любит животных.


Рассекающий поле

«Рассекающий поле» – это путешествие героя из самой глубинки в центр мировой культуры, внутренний путь молодого максималиста из самой беспощадной прозы к возможности красоты и любви. Действие происходит в середине 1999 года, захватывает период терактов в Москве и Волгодонске – слом эпох становится одним из главных сюжетов книги. Герой в некотором смысле представляет время, которое еще только должно наступить. Вместе с тем это роман о зарождении художника, идеи искусства в самом низу жизни в самый прагматичный период развития постсоветского мира.


За стеклом

Роман Робера Мерля «За стеклом» (1970) — не роман в традиционном смысле слова. Это скорее беллетризованное описание студенческих волнений, действительно происшедших 22 марта 1968 года на гуманитарном факультете Парижского университета, размещенном в Нантере — городе-спутнике французской столицы. В книге действуют и вполне реальные люди, имена которых еще недавно не сходили с газетных полос, и персонажи вымышленные, однако же не менее достоверные как социальные типы. Перевод с французского Ленины Зониной.


Бандит, батрак

«Грубый век. Грубые нравы! Романтизьму нету».


Золотинка

Новая книга Сергея Полякова «Золотинка» названа так не случайно. Так золотодобытчики называют мелкодисперсное золото, которое не представляет собой промышленной ценности ввиду сложности извлечения, но часто бывает вестником богатого месторождения. Его герои — рыбаки, геологи, старатели… Простые работяги, но, как правило, люди с открытой душой и богатым внутренним миром, настоящие романтики и бродяги Севера, воспетые еще Олегом Куваевым и Альбертом Мифтахутдиновым…


Что было, что будет

Повести, вошедшие в новую книгу писателя, посвящены нашей современности. Одна из них остро рассматривает проблемы семьи. Другая рассказывает о профессиональной нечистоплотности врача, терпящего по этой причине нравственный крах. Повесть «Воин» — о том, как нелегко приходится человеку, которому до всего есть дело. Повесть «Порог» — о мужественном уходе из жизни человека, достойно ее прожившего.


Храпешко

Это история о том, как в ремесленнике и подмастерье рождается Мастер и Художник. Как высокий и прекрасный Дар высвобождается из пут повседневности. Как сквозь пошлость проступают искусство и красота — в мире, где «слишком мало мечтают и слишком часто случаются всякие непотребства». Это история странствий, становящихся паломничеством, в процессе которого герой с легкостью перемещается из Европы середины XIX века — в античные Афины, в средневековый Багдад, даже на Луну. История рождения шедевров, когда мучительность и трагизм, чудодейственность и грандиозность — всегда рядом.


Двадцать первый: Книга фантазмов

Действие романа происходит на пороге двадцать первого столетия, в преддверии новой эры, когда у людей создается впечатление, что время спотыкается об этот порог, оно вдруг начинает терять свой обычный ход — течет неправильно, иногда ускоренно, иногда замедленно, порой в обратном направлении, соединяя еще только ожидаемое будущее и канувшее в Лету прошлое. Мир становится похожим на забарахлившую карусель истории, на которой нигде и никому уже не безопасно…