Водка - [4]

Бросок на новые рубежи пограничники совершили ночью, а рано утром следующего дня спиртовозы неожиданно наткнулись на шлагбаум там, где его отродясь не было. И объехать его никак не получалось: слева - обрыв, справа - скала. На шлагбаум опирался задом меланхоличный подполковник. Скрестив руки, он задумчиво смотрел в туманную горную даль.

- Спирт? - спросил подполковник подбежавшего водителя. - Акцизы уплачены?

- Слушай, дорогой.., - радостно, словно встретил родного брата, вызволенного из чеченской неволи, бросился к нему водила.

Подполковник ловко увернулся от объятий, нырнул под шлагбаум и оказался на российской территории в компании двух боевых машин пехоты и взвода бойцов в бронежилетах и со штатным вооружением. Тем временем за первой цистерной встала вторая, из-за скального выступа вывернула третья.

- У кого все бумаги в порядке, заезжайте на досмотр, - бросил подполковник через плечо и исчез в свежепокрашенном вагончике. Его место занял таможенник в полной форме и вступил в дискуссию. В руках он держал сборник указов и постановлений. Кричать на него было бесполезно. Он просто открывал свой цитатник и зачитывал один и тот же кусок текста об акцизах на импортные товары.

Скоро на дороге выстроилась очередь из автоцистерн. Мамед с Вахидом подъехали часов в десять и оказались примерно двадцать пятыми. За ними тут же пристроился ЗИЛ-длинномер, полуприцеп которого заполняли двухсотлитровые железные бочки все с тем же спиртом. Сбегав в голову колонны, пару минут потолкавшись в разноголосой возмущенной толпе, Мамед все понял и уныло поплелся назад. Документы об уплате акцизов у него имелись, но показывать их погранцам он не рискнул. Запросто распознают подделку, прикинувшись простачками, позволят миновать шлагбаум и конфискуют груз вместе с машиной. Эти бланки годились только для "гибддонов", пасущихся в приграничной полосе. Им так и так придется отстегивать, поэтому они не вглядываются в печати, а сразу лапу подставляют.

Вначале проблему пытались разрешить привычным путем: мало сотни с машины - возьми двести баксов! Хорошо, назначь свою цену, дорогой. Но пограничники только посмеивались. Потом кому-то пришло в голову, что к вечеру начальство смоется, таможенная бригада сменится, и все пойдет по-старому, только дороже. А пост специально передвинули, чтобы ни один спиртовоз без мзды не проскочил. Эти понятные мысли слегка успокоили шоферские массы. Тем более, что на переговоры приехали хозяева груза на "мерседесах" с зеркальными стеклами. Сопровождали их крупногабаритные джипы. В джипах сидели серьезные ребята, тоже крупногабаритные. Это владикавказские князья явились высвобождать свой груз.

А Мамед расстроился. Не исключено, что владикавказские машины пропустят, а всех остальных будут держать для демонстрации бескомпромиссности. Но граница оказалась на замке для всех, хотя через три дня пограничникам предлагали уже по две тысячи долларов с каждой пропущенной цистерны.

По всей шестикилометровой дороге до самого грузинского поста чуть не впритык стояли разномастные автомобили. Здесь были СуперМАЗы с огромными цистернами, новенькие КАМАЗы и дышащие на ладан "газоны", бензовозы и водовозки, поливалки, молоковозы и даже, Мамед сам видел, ассенизационная бочка. Надписи на бортах навевали воспоминания о многоотраслевом народном хозяйстве: "растительное масло", "патока", "пиво", "аммиак", "живая рыба" и, понятное дело "вино". Иногда в кузове грузовика была просто приторочена огромная железная бочка, а то и короб без всяких надписей, но с краником без вентеля, чтоб не крутили зря, не сливали в пути жидкий груз. Хватало и простых металлических бочек, и пластиковых, заполнявших кузова, контейнера и даже один рефрижератор, раньше возивший фрукты. Но все это изобилие форм объединяло общее содержание - спирт пищевой.

Три четверти ценного груза принадлежало осетинским заводчикам. Водочные магнаты несли убытки - их разливочные линии простаивали. Когда командовавший пропускным пунктом подполковник отказался от миллиона долларов наличкой, ему пообещали отрезать голову, а миллион развернули в другом направлении. Деньги потекли в Москву и Тбилиси. Там в них нуждались, особенно депутаты, чиновники и журналисты.

На следующий день Мамеда снимали на камеру три столичных телеканала и один осетинский. Он пошел к пограничникам набрать в пластиковые бутылки питьевой воды, как вдруг подкатил автобус с корреспондентами и ещё несколько легковушек. Это окружное пограничное начальство, ошеломленное неожиданным наплывом средств массовой информации, устроило массовую экскурсию.

Когда на него нацелили объектив, Мамед испугался. А когда коротко стриженная девица в брючном костюме и с суровым взглядом прокурора сунула ему под нос поролоновую грушу микрофона, - растерялся. Но тут девица с нажимом спросила:

- Сколько дней вы тут уже мучаетесь?

И Мамед вдруг заговорил, словно включился. И заговорил с жутким, даже не кавказским, а каким-то азиатским акцентом, хотя владел русским языком совершенно свободно.

- Ми тут уже замучалыс! Кушать нет, вода пить нет! Туалэт нет!