Водка - [5]

Девица, не мигая, как змея, глядела Мамеду в глаза и решительно кивала, словно подтверждая - правильно, продолжай в том же духе. Тут и другие корреспонденты размотали свои провода, подняли на плечи камеры. Мамед почувствовал себя не просто большим человеком, а самым важным, от слов которого зависит, пропустят автоколонну или будут дальше вялить на солнцепеке в голом ущелье.

Он оказался на редкость телегеничным. Густая трехдневная щетина, слегка запавшие щеки и низко нависающие надбровья привели в восторг круглолицего москвича в джинсовом костюме. Он аж кроссовкой притопнул и восхищенно сказал своему напарнику с камерой:

- Какой типаж!

- Ага, - кивнул тот, профессионально прикладывая глаз к завернутому резиновому обшлагу видоискателя, - типичная жертва Бухенвальда.

Оператору пришлось встать на одно колено, поскольку он был выше Мамеда на полторы головы. Тот распрямил спину перед объективом.

- А вот это не надо! - осадил его круглолицый, покручивая в руках пачку "Мальборо". - Обратно ссутулься. Как оно ничего? - бросил коллеге.

- Нормально! - ответил тот, жмуря левый глаз. - Воды попей, скомандовал Мамеду.

Он оторвал левую руку от камеры и слегка повел, подкрепляя жестом команду. Мамед отхлебнул из пластикового баллона тепловатой воды и поморщился.

- Отлично! - обрадовался круглолицый и вытащил из пачки сигарету. Теперь к машинам иди!

Мамед пошел, чувствуя на спине оптический электронный взгляд, и потихоньку все-таки выпрямился.

- Так, теперь плавненько уходи на солдат, на бэтээр, теперь на колючую проволоку. - Послышался сзади режиссерский голос. - Сфокусируй на колючке, а машины на фоне как бы размыты. Готово?

- Снято, - отозвался оператор.

Мамед развернулся обратно, чтобы поговорить, спросить, по какой программе показывать будут. Но телевизионщики прошли мимо, словно выкачали из него своей камерой все интересное, а пустая оболочка их не интересует. Круглолицый досадливо его обошел, прикуривая на ходу.

А Вахида снимать вовсе не захотели. Слишком толстый и улыбается. А он-то так гордился своей мужской упитанностью и на худого Мамеда свысока поглядывал. Корреспондентская возня длилась часа полтора, потом наступило затишье. Солнце застыло в зените. В раскаленном ущелье стояло душное марево. Тошнотворно пахло спиртом. Это из перегретых цистерн стравливались пары.

Матерясь сквозь зубы, шоферы узкими тропками спускались с дороги в каньон, чтобы ополоснуть лицо ледяной водой и набрать канистры. Потом карабкались наверх и поливали раскаленные емкости, охлаждали. Вода испарялась почти мгновенно.

Мамед сидел в тени своего КАМАЗа на свернутом матрасе и лениво наблюдал, как мучаются другие. У них с Вахидом был девятитонный молоковоз, а его цистерна специально так устроена, чтобы содержимое не нагревалось. Безделье их не томило, раздражала неопределенность и, так сказать, бытовые условия. Пограничники каждый день притаскивали прицеп-цистерну, единственную на всю округу, содержавшую в своем эмалированном чреве не спирт, а всего лишь артезианскую воду. Делалось это во избежание эпидемии. Нескольких дураков, хлебавших прямо из бурной Арцхи, увезла скорая с подозрением на дизентерию. Оно и понятно: дорога идет вдоль каньона, на дороге полтыщи машин, в каждой по два мужика. И ни одного туалета. Куда все течет? А где постирать и помыться?

У Мамеда с Вахидом дорога дальняя, на Урал. Поэтому у них и матрасы с одеялами, примус, посуда, запас еды. А вот местным осетинам тяжко приходится. Они привыкли по-быстрому: Владикавказ-Поти, всего километров четыреста. Баки залили - и обратно. Пообедать можно в шашлычной у дороги, а ночь у погранпункта перебиться как-нибудь так. Сейчас им приходилось тяжко. Хотя торговцев едой оказалось много, как мухи налетели - роем, только что жужжали громче. И все с грузинской стороны, там пропускной режим полегче и таможня из местных. Но цены! Главное, требуют оплату в грузинских лари, а если рубли берут, то пересчитывают по такому крутому курсу! Впрочем, осетины с другого конца ущелья тоже быстро смекнули, что к чему, подогнали автолавки, разожгли мангалы.

По вечерам скучающие шофера сбивались кружками вокруг примусов, как кочевники возле костров. Ставили чайник, открывали канистры с вином и фляги с чачей, травили обычные шоферские байки. О рыщущих по дорогам бандитах, ментах-обиралах, жутких авариях, гололедах и лавинах, сметающих в пропасть целые колонны машин, о шлюхах и верных подругах. Слушали новости по радиоприемнику, жадно ловили все, что говорилось о забитом цистернами ущелье. Потом шумно обсуждали, строили планы прохода через границу, один другого фантастичней.

У Мамеда тоже нашелся план, но вполне реалистический. Вернуться в Грузию, оттуда ехать в Азербайджан. А из Баку по Каспийскому морю паромом в Дагестан. Там никаких проблем не будет. И это гораздо дешевле, чем отдавать за проход машины взятку в две тысячи "зеленых". Некоторым идея понравилась, но местные осетины её напрочь отвергли. У них в головах не укладывалось, что надо делать такой сумасшедший крюк, когда до дома рукой подать. Ведь это с ума сойти - до Баку пилить не меньше тысячи километров, там ещё морем до Махачкалы пятьсот. Оттуда прямой дорогой через Грозный только самоубийца поедет. Значит, через Ставрополье, Кабарду, и на каждом километре надо денежку отстегивать. "А машину как разворачивать будешь?" - задавали ехидным тоном вопрос. Это был совершенно убойный аргумент. На узкой дороге вся колонна оказалась в ловушке. И была обречена стоять тут до конца.