Водка + мартини - [71]

Все, порядок.

Купить красивые очки — вычеркиваю.

Сходить в парикмахерскую — вычеркиваю.

Купить шкаф для хранения документов — вычеркиваю.

Бросить курить —?

Не знаю, что делать с последним пунктом. Будет немного самонадеянно, если вычеркну его. Но если не вычеркну — не очень-то добросовестно. Да ладно… как любил я говаривать, еще когда работал продюсером на телевидении, будет день — будет пища.

Я наливаю стакан красного вина, беру телефонную трубку и — господи, как бы сейчас не помешала сигарета — и набираю номер в Куинс-парк.

5

— Какой счет?

Ясмин стоит возле сетки, щеки ее раскраснелись, рука лежит на бедре, она часто дышит. Под ногами у нас летают подгоняемые ветром опавшие листья, но день светлый, ясный и свежий — в такие дни партия в теннис как ничто другое молодит твою кровь.

— Тридцать — пятнадцать, — кричу я.

Всего пять геймов, первый сет. Воскресенье, конец сентября. Лондонский общественный корт, Англия. Я с трудом пытаюсь сосредоточиться на игре. То есть я хочу сказать, в теннисе есть что-то такое… сексуальное, не правда ли? И дело тут не в коротеньких юбочках — к несчастью, на ней мешковатая футболка и бесформенные тренировочные штаны, — нет, тут дело в неистовой и яростной телесности происходящего. Два соперника, мужчина и женщина, резкими ударами посылают друг другу маленький мячик, и он резво летает между ними: вперед — назад, вперед — назад. И конечно же, великолепен сам древний и простодушный язык игры. В твоей голове полно таких замечательных слов, как «всухую», «преимущество», «гейм», «матч», «подавать», «подача», «принимать», «глубоко проникающая ответная подача». Не говоря уже о таких выражениях, как «подмахнуть», «давай еще».

Она играет совсем не так, как играла в том моем давнишнем сне (где, если вспомнить, и в помине не было ни футболок, ни штанов). Начну с того, что у нее слабая подача. Все идет просто замечательно до тех пор, пока она не бьет по мячу — тогда она слегка приседает, будто собирается снести яйцо. Кроме того, она неправильно наносит удар: ракетка должна заходить за плечо. Но в целом играет не так уж плохо. Судя по счету, лучше, чем я. Уверенно и вместе с тем осторожно, не рискует без толку. Наказывает меня за малейший промах, сама бьет не очень хорошо, но заставляет меня делать ошибки. А я их делаю множество. Желая блеснуть своей игрой, я луплю куда попало. Но меня это совершенно не волнует. Я счастлив только тем, что вижу ее. Ее присутствие снимает боль, вызванную ее отсутствием.

Когда я позвонил, она сказала, что ее Ник на выходные уехал. И конечно, было бы очень здорово встретиться. Я предложил сыграть в теннис, она с энтузиазмом согласилась, сказала, мол, давай на моих кортах, у меня тут близко, потом у меня быстренько примем душ и пойдем поищем где-нибудь выпить и поужинать. «Ясмин, — сказал я ей, — я и мечтать не мог о чем-нибудь подобном». Что на самом деле было не совсем точно, конечно. Мечтать-то я мог, и еще как.

Счет пять — шесть, тридцать — сорок, я подаю, она с силой отбивает и быстро бежит к сетке, что весьма нетипично для ее манеры игры. Это так сбивает меня с толку, что мой удар справа приходится на самый край ракетки, мяч отскакивает и исчезает где-то в вышине, пугая пролетающих мимо чаек. Я слышу, как смеются наблюдающие за игрой детишки. Она выигрывает семь — пять.

Когда мы возвращаемся через парк, я задаю вопрос.

— Ты нарочно кинулась к сетке, чтобы я обалдел?

Глаза ее сверкают в лучах осеннего солнца. Она поднимает бровь. А может, и обе.

— В общем-то, да. Надо всегда ловить момент, если он подходящий. Кто не рискует, тот не пьет шампанского, так, кажется, говорят?

Интересно, что она хочет этим сказать?

6

Мы возвращаемся на квартиру Ясмин. Чертик трется у моих ног, проклятая тварь — думаешь, он ласкается, а он, гад, тебя метит, как свою территорию (раньше я относился к кошкам гораздо лучше, пока не узнал об этом). Ясмин откупоривает бутылку белого вина и отправляется в душ, оставляя меня скучать в компании компакт-дисков, книжек и журналов. Среди них «Вог», «Хэллоу», «Таймаут» и прочая дребедень. На книжных полках я натыкаюсь на томик «Талантливого мистера Рипли». Рядом стоят книжки, видимо, еще с университетских времен: «Кентерберийские рассказы», «Дэниел Деронда» и прочее. Но тут же я вижу и три моих самых любимых романа: «Лолита», «Ночь нежна» и «Возвращение в Брайдсхед». Выглядят достаточно зачитанными. Плевать на слабую подачу, проехали. В душе я нисколько не сомневаюсь, что эта женщина создана для меня.

Итак, кто не рискует, тот не пьет шампанского. Так сказала дама твоего сердца.

Она возвращается, одетая теперь в джинсы и блузку, босиком и с мокрыми волосами. Она же в душе была без всего. Она там намыливалась, причем в самых разных, бог знает каких местах. От этой мысли у меня захватывает дух. Ясмин сворачивается в кресле — Чертик не отстает от нее — и закуривает.

— Послушай, ты как-то изменился, — говорит она. — Что ты с собой сделал?

— Сбрил бороду, — отвечаю я, слегка уязвленный тем, что она не сразу заметила, как я преобразился.

— Ну перестань, честно, что ты такое сделал?