Водка - [47]
Я так подробно описываю эту процедуру не из, упаси Боже, желания поиронизировать над старостью, а прежде всего для того, чтобы самому запомнить эту встречу вплоть до последней детали. Просто мой собеседник - самый старый человек, с которым я когда-либо разговаривал. Ему 104 года.
II.
Академик, всемирно знаменитый хирург, самый старый практикующий хирург в мире (последнюю операцию он сделал в 99-летнем возрасте - расширял аорту восьмилетней девочке) лет тридцать назад был и заметным общественным деятелем. С его книги «Из плена иллюзий» (советский бестселлер о вреде даже шампанского за новогодним столом и об истории спаивания русского народа евреями-шинкарями давно не переиздавался, а жаль - книга действительно интересная) задолго до горбачевско-лигачевских антиалкогольных инициатив началось всесоюзное движение борцов за трезвость. Углов - может быть, самый бескомпромиссный во всей русской истории противник алкоголя, поэтому первый мой вопрос: с чего началась его антиалкогольная интифада. Внимательно выслушав вопрос, Углов отвечает:
- У меня отец пил. А мама всегда его ругала, и мы, дети, ей сочувствовали. Еще в молодости, лет в сорок, зародилась мысль что-нибудь сделать против пьянства. И я делал.
Отец Углова работал слесарем в сибирском городке Киренске близ Бодайбо - много пил и много дрался, был первым драчуном в своей слободе. Драчливость передалась и Федору Углову - уже отпраздновав столетие, он лежал в больнице после очередной операции на почках, и когда ему хотелось выйти прогуляться в коридор, даже две медсестры не могли его удержать - он раскидывал их и шел гулять.
Та операция вообще-то и послужила причиной последнего микроинсульта. Пять лет назад, незадолго до столетия, лег удалять камни из почек в родную клинику (при Первом мединституте), положили в отдельную палату с телефоном - ночью зачем-то вскочил (потом говорил: «Думал, утро, надо вставать на работу»), запутался в телефонном шнуре и упал, сломал шейку бедра. Вместо операции на почках пришлось делать операцию на бедре - думали, не встанет, а он потом и палочку отбросил, стал ходить самостоятельно - а почечная операция задержалась на три года, и когда ее все-таки сделали, нелюбовь к алкоголю сыграла с Угловым злую шутку - к наркозу он оказался менее приспособлен, чем тот, кто всю жизнь выпивал. Тяжело отходил от наркоза, не узнавал родных, потом инсульт, потом серия микроинсультов.
- Я сидел у него в палате, - рассказывает сын Владимир, - на мне был больничный халат, и он, когда очнулся, не узнал меня, решил, что я врач. Говорит: «Доктор, скажите, как прошла операция?» А я вообще филолог, но я к тому времени уже неплохо разбирался в медицинской терминологии. Стал ему рассказывать про его операцию. Он на меня так смотрит и говорит: «Вы не доктор». То есть, представляете - родных не узнает, но доктора от самозванца отличить может даже в таком состоянии!
Еще Федор Углов до сих пор играет с сыновьями в шахматы. Чаще всего проигрывает, но некоторые партии сыновья даже записывают - защита Углова, как говорит Владимир, не имеет аналогов в шахматной практике. «Очень необычная картина на доске получается, движение от хаоса к порядку. Вы разбираетесь в шахматах? Нет? Ну тогда просто поверьте».
III.
Спиртного Федор Углов действительно никогда не пил, но в доме часто бывали гости, и им до какого-то момента наливали - до тех пор пока маленький Гриша не спросил отца: мол, папа, если ты говоришь, что это яд, тогда почему этот яд стоит у нас на столе? Доводы ребенка показались академику убедительными, и с тех пор даже пьющие гости вроде народного артиста Игоря Горбачева, часто бывавшего у Угловых, не могли рассчитывать на алкогольное угощение - на стол ставили только соки собственного приготовления и разведенное водой из комаровского колодца ягодное варенье.
- Сухой закон мы начали с семьи, потом он распространился по кругу знакомых, а потом приобрел всероссийские масштабы.
Всероссийская борьба за трезвость (общество «Оптималист», с годами выросшее во Всероссийское общество трезвости) началась с сильно пьющего питерского журналиста Юрия Соколова, с которым Углов познакомился в то время, когда он «погряз в пьянстве и просто погибал». Углов познакомил Соколова с биологом Геннадием Шичко, разработавшим собственный метод антиалкогольного кодирования, Соколов по этому методу вылечился и сделался одержимым пропагандистом трезвого образа жизни. Углов пережил и Соколова, и Шичко, теперь обоих соратников вспоминает с нежностью, прежде всего потому, что они разделяли главное убеждение Федора Григорьевича - русские никогда не были пьющей нацией.
- У него есть теория, - рассказывает Владимир, - что последний виток алкогольного геноцида начался со Сталина, который привнес в русскую культуру несвойственную ей практику кавказских застолий. Это же в самом деле неестественно - собираются за столом умные люди, ведут умные разговоры, потом выпивают по рюмке, голоса делаются громче, речь эмоциональнее, потом еще рюмка - начинаются глупые шутки, потом еще - и люди становятся идиотами. Зачем человеку добровольно становиться идиотом? Совершенно незачем.
Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…
«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.
Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.
Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.
Дмитрий Быков — одна из самых заметных фигур современной литературной жизни. Поэт, публицист, критик и — постоянный возмутитель спокойствия. Роман «Оправдание» — его первое сочинение в прозе, и в нем тоже в полной мере сказалась парадоксальность мышления автора. Писатель предлагает свою, фантастическую версию печальных событий российской истории минувшего столетия: жертвы сталинского террора (выстоявшие на допросах) были не расстреляны, а сосланы в особые лагеря, где выковывалась порода сверхлюдей — несгибаемых, неуязвимых, нечувствительных к жаре и холоду.
«История пропавшего в 2012 году и найденного год спустя самолета „Ан-2“, а также таинственные сигналы с него, оказавшиеся обычными помехами, дали мне толчок к сочинению этого романа, и глупо было бы от этого открещиваться. Некоторые из первых читателей заметили, что в „Сигналах“ прослеживается сходство с моим первым романом „Оправдание“. Очень может быть, поскольку герои обеих книг идут не зная куда, чтобы обрести не пойми что. Такой сюжет предоставляет наилучшие возможности для своеобразной инвентаризации страны, которую, кажется, не зазорно проводить раз в 15 лет».Дмитрий Быков.
В данной работе рассматривается проблема роли ислама в зонах конфликтов (так называемых «горячих точках») тех регионов СНГ, где компактно проживают мусульмане. Подобную тему нельзя не считать актуальной, так как на территории СНГ большинство региональных войн произошло, именно, в мусульманских районах. Делается попытка осмысления ситуации в зонах конфликтов на территории СНГ (в том числе и потенциальных), где ислам являлся важной составляющей идеологии одной из противоборствующих сторон.
Меньше чем через десять лет наша планета изменится до не узнаваемости. Пенсионеры, накопившие солидный капитал, и средний класс из Индии и Китая будут определять развитие мирового потребительского рынка, в Африке произойдет промышленная революция, в списках богатейших людей женщины обойдут мужчин, на заводах роботов будет больше, чем рабочих, а главными проблемами человечества станут изменение климата и доступ к чистой воде. Профессор Школы бизнеса Уортона Мауро Гильен, признанный эксперт в области тенденций мирового рынка, считает, что единственный способ понять глобальные преобразования – это мыслить нестандартно.
Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.
Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.