Водка - [46]

Шрифт
Интервал

Иван: Ничего. А я не мог это где-то слышать?

Филипп: Не знаю. Идеи носятся в воздухе. Но на баню это никто не вешал. И в наружке не использовал. Я еще думал насчет широты и долготы. «Сорок градусов русской широты».

Иван: Нет, широту уже «Славянская» использовала. У них было - «Широту русской души измерить нельзя».

Филипп: Ах, да. Слушай, я тут нашел прикольную афганскую пословицу: «День для сильных, а ночь - для слабых».

Иван: Хорошая. Только не в духе времени. Я бы сказал - очень не в духе. А вот тебе индонезийская, вполне, кстати, описывающая, что с нами случится, если мы не сделаем работу: «Когда обезьяны объедаются, страдают белки на нижних ветках».

Филипп радостно смеется.

Иван: Ладно. Нашел что-нибудь про женские водки?

Филипп: Времени почти не было. Навскидку пока. Так… Российская винно-водочная компания считает неверным стереотип, согласно которому женщины предпочитают водку пониженной градусности с ароматическими добавками… Вот что они говорили: «Это то же самое, что предлагать женщине автомобиль, который не может набрать скорость более 30-40 км/ч, да еще и должен пахнуть цветочками». Мило. «Дейрос» запустил новый бренд - водку «Дамская». Рецептура традиционная, зато бутылки с бабочками. Так… проводили исследования… выяснили, что женщины - это 35 % покупателей водки в России. Бла, бла, идеальный напиток для девичника, целевая аудитория - женщины от 25 до 45 лет со средним уровнем достатка. В Березняках Пермской области 8 марта проходила акция: «Для женщин шестой литр водки - бесплатно!» Прелестно, на мой взгляд… Новосибирский ликеро-водочный завод «Каолви» выпустил водку «Бабий бунт», часть зонтичного бренда «Загадки русской души». В зонтик еще входит водка для молодежи «Русские горки» и для зрелых людей «Дело чести».

Иван: Креативщики.

Филипп: Ага. Ну и еще к относительно женским причисляются водки с названиями, имеющими статус неформальности, близости и, в ряде случаев, родственности. Как то: «Долгожданная», «Зятек», «Катюша», «Крестница», «Лебедушка».

Иван: Не густо.

Филипп: Так времени же не было!

Иван: А ты сам чего придумал? Учти, нужно лучшее название женской водки. Нужно найти слово, одно слово, - но что бы ее захотелось пить. Хочется выпить, я хочу это выпить. Ты хочешь это выпить?

Филипп: Я всегда хочу это выпить. Ну, я придумал «Разводка» и «А ну-ка, отними!» Шаловливо, по-моему.

- Исключено. Водка - это не смешно.

- Не смешно?

- Над водкой нельзя смеяться. Клиент не поймет. Он зашитый. Потом водка - это в любом случае серьезно. Так… Давай просто говорить, говорить о чем угодно… трендеть. Водка - это тренд? Сама по себе? Это покупка чего? Покупка свободного времени. Выпил, и свободен.

Филипп: Выпила и свободна.

Иван: Выпила и свободна. Кому ты нужна, когда выпила? Выпила, и иди себе, поболтай с подружками. Сейчас главный тренд не любовь, а дружба. Водка «Одноклассница». М-да.

- Может быть, «Вдохновение»? Что-то с балетом?

- «Что-то с балетом» к женской дружбе не имеет никакого отношения. Найди-ка мне, дружок, синонимический ряд на «подружку»

Филипп: Секундочку… Читать?

Иван: Не томи.

Филипп: Наперсница, приятельница, метресса, названая сестра, однокашница, побратимка, приятелка, товарка, компаньонка, шерочка, машерочка… баба, бабец, бабешка, бабища, жена, женщина, п… да (с ушами).

Иван: Какое хорошее название!

Филипп: Спутница, кобыла, посконщица, мужичка, разбаба, маруха, фефела, предмет, дульсинея, обоже, присуха, закадычка…

Уж дело близится к утру, и диктофон давно отключился, и время идти на работу, а в «Пушкине» все слышится гогот неутомимых бражников.

* ЛИЦА *


Олег Кашин

Крепкое рукопожатие

Сухой закон Федора Углова


I.

Протягивает руку и представляется:

- Углов.

Рукопожатие оказывается неожиданно крепким, я невольно отдергиваю руку, и бородатый мужчина в черной рубашке, который вывел ко мне старика под руки, замечает мое смущение и, когда мы здороваемся за руку уже с ним, преувеличенно ахает:

- Вот по рукопожатию сразу видно - наш, русский человек.

Мне бы, дураку, по рубашке и словам сразу понять, кто это, но я совершенно искренне, - в конце концов, это он привел Углова в комнату, - интересуюсь:

- Вы врач?

- Да практически, - хохочет мужик. - Друг семьи, - и через паузу: - Ну и соратник, конечно.

Достает откуда-то напечатанную в две краски (черную и оранжевую - цвета «имперки», имперского знамени) газету «Славянская община» и показывает опубликованное на последней странице стихотворение: «Юноше и девушке, обдумывающим житье: что бы сделать для Родины хорошего такого?! Скажу, не задумываясь: Дите! Поезжай в Комарово, на улицу Отдыха, найди там нашего самого дорогого, бескорыстно доброго, мудрого и простого с лучистыми глазами Учителя, поклонись, познакомься… И делай ее - Жизнь - с Федора Григорьевича Углова!»

- Это я сам написал, - бородатый отбирает у меня газету, чтобы поставить на ней автограф, а я тем временем читаю подпись под стихотворением: от информагентства «Слава России!» А. М. Ковалев.

- Прилечь бы, - просит академик Углов. А. М. Ковалев укладывает старика на диван. Обычно Федор Углов действительно проводит свои дни на даче в Комарове, но сейчас в больницу на обследование легла Эмилия Викторовна, третья его жена, и Федор Григорьевич - в городской квартире на Петроградской стороне, вместе с сыновьями Владимиром и Григорием и вот этим А. М. Ковалевым. Григорий (он закончил консерваторию по специальности «дирижер-хоровик», но сейчас зарабатывает тем, что пишет музыку для рекламных роликов) работает в другой комнате, а Владимир вместе с поэтом-патриотом помогают мне разговаривать со стариком: я задаю вопрос, Владимир повторяет его криком отцу в ухо (слуховой аппарат остался на даче), Углов отвечает, а Ковалев потом объясняет, что он имел в виду.


Еще от автора Дмитрий Львович Быков
Июнь

Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…


Истребитель

«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.


Орфография

Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.


Девочка со спичками дает прикурить

Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.


Оправдание

Дмитрий Быков — одна из самых заметных фигур современной литературной жизни. Поэт, публицист, критик и — постоянный возмутитель спокойствия. Роман «Оправдание» — его первое сочинение в прозе, и в нем тоже в полной мере сказалась парадоксальность мышления автора. Писатель предлагает свою, фантастическую версию печальных событий российской истории минувшего столетия: жертвы сталинского террора (выстоявшие на допросах) были не расстреляны, а сосланы в особые лагеря, где выковывалась порода сверхлюдей — несгибаемых, неуязвимых, нечувствительных к жаре и холоду.


Сигналы

«История пропавшего в 2012 году и найденного год спустя самолета „Ан-2“, а также таинственные сигналы с него, оказавшиеся обычными помехами, дали мне толчок к сочинению этого романа, и глупо было бы от этого открещиваться. Некоторые из первых читателей заметили, что в „Сигналах“ прослеживается сходство с моим первым романом „Оправдание“. Очень может быть, поскольку герои обеих книг идут не зная куда, чтобы обрести не пойми что. Такой сюжет предоставляет наилучшие возможности для своеобразной инвентаризации страны, которую, кажется, не зазорно проводить раз в 15 лет».Дмитрий Быков.


Рекомендуем почитать
Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918

Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.


Мифы о прошлом в современной медиасреде

В монографии осуществлен анализ роли и значения современной медиасреды в воспроизводстве и трансляции мифов о прошлом. Впервые комплексно исследованы основополагающие практики конструирования социальных мифов в современных масс-медиа и исследованы особенности и механизмы их воздействия на общественное сознание, масштаб их вляиния на коммеморативное пространство. Проведен контент-анализ содержания нарративов медиасреды на предмет функционирования в ней мифов различного смыслового наполнения. Выявлены философские основания конструктивного потенциала мифов о прошлом и оценены возможности их использования в политической сфере.


Новейшая история России в 14 бутылках водки. Как в главном русском напитке замешаны бизнес, коррупция и криминал

Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.


Краткая история присебячивания. Не только о Болгарии

Книга о том, как всё — от живого существа до государства — приспосабливается к действительности и как эту действительность меняет. Автор показывает это на собственном примере, рассказывая об ощущениях россиянина в Болгарии. Книга получила премию на конкурсе Международного союза писателей имени Святых Кирилла и Мефодия «Славянское слово — 2017». Автор награжден медалью имени патриарха болгарской литературы Ивана Вазова.


Жизнь как бесчинства мудрости суровой

Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?


Неудобное прошлое. Память о государственных преступлениях в России и других странах

Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.