Водитель трамвая - [50]

— Наша зарплата зависит целиком от талончиков, — по-старчески вздыхая, трещит он. — Да-да, именно от них. А ты думал от езды? Не — е — е — т! От продажи талонов. И у тебя всегда должна быть мелочь на размен. Чтобы дать сдачу. Вдруг к тебе кто-то подойдёт с утра? Ну? Что тогда? А у тебя нет сдачи. И ты не сможешь продать талон. Потеряешь в деньгах. Вот я однажды, таким образом, заработал пятьсот рублей.

— Это как же? — поинтересовался я.

— А вот так. Подошёл к моей кабине какой-то пьяный мужик. Рано утром. Как сейчас. Попросил продать талон. Дал пятьсот рублей. А я смотрю, что он пьяный. И даю ему сдачи сорок семь пятьдесят. Он взял, сказал спасибо и ушёл. Я тут же положил в сумку полтинник. А пятьсот рублей убрал в карман. Вдруг думаю, он очухается, и подойдёт. Так и случилось. Минут через двадцать. Подошёл и сказал, мол, вроде я вам пятьсот рублей давал. Я тогда при нём залез в сумку, показал этот свой полтинник — якобы его — и ленты с талонами. Он и ушёл. А не было бы у меня с собой мелких денег, я бы так и заработать не смог. Понял?

Когда Шлаков говорил всё это, у него на губах сияла счастливая улыбка, и вообще всё лицо горело от гордости и сметливости которую он, по его мнению, проявил.

Я же про себя помнится, подумал: какая же ты мразь! Вслух, разумеется, я ничего ему сказать не мог, но на всю жизнь затаил к нему пренебрежение и подозрительность. И не напрасно. Впоследствии я много раз сталкивался с его мелочностью, изворотливостью и нечистоплотностью, хотя он и считался в депо чуть ли не самым уважаемым и авторитетным наставником. Вы удивлены? Ничего не поделаешь. Я же предупреждал: данная книга в первую очередь о нравах, и писать я буду только правду. Какая бы она ни была.

Во время работы Шлаков мне практически ничего не объяснял. Исключение составляло лишь всё так или иначе связанное с надувательством в той или иной форме. Например, когда я только стал ориентироваться в расписании, мне трудно было понять многие его действия. Как это выглядело? Извольте. Мы подъезжаем к остановке «Детская поликлиника» со стороны строгинского моста. Справа от нас подъезжает двадцать восьмой маршрут. Водитель смотрит в расписание и показывает на пальцах: 5. В ответ Шлаков показывает ему также на языке глухонемых: 3, и прибавляет, уже обращаясь ко мне:

— Давай, поехали. Пошёл он на хуй. Нечего его пропускать.

И мы катимся вперёд. А смысл в следующем. Двадцать восьмому маршруту нужно быть на Щукинской в двадцать пять минут. Например, в одиннадцать двадцать пять. Или в двенадцать двадцать пять. Часы тут не важны. Важны минуты. А нам на Щукинской следует находиться в двадцать шесть минут. Шлаков же показал, что в двадцать три. И проехал вперёд. Стало быть, двадцать восьмой маршрут будет плестись за нами. А поскольку наш путь, как и его, лежит в сторону Сокола, все талончики по идее будем собирать мы. Вернее пожинать всю выгоду от продажи талонов входящим пассажирам. Ведь им чем быстрее доберёшься, тем лучше. А расписание от Щукинской у всех синхронно. То есть если двадцать восьмому быть на Щукинской в двадцать пять минут, то на улице Курчатова в двадцать девять, и соответственно на Соколе в тридцать девять. А нам везде на минуту позже. Вот Шлаков и носился всегда с небольшими нагонами, дабы обогнать всех и продать как можно больше талонов. И, разумеется, затягивал другие маршруты (то есть ехал не спеша уже в обратную сторону, снова продавая талоны входившим пассажирам), чем вызывал даже не недовольство, а подчас звериную злобу других водителей. Те ведь тоже были нищими и считали каждую копейку. Впрочем, справедливости ради стоит отметить: подобным образом работали очень многие. Подчас возникали серьёзные конфликты. Особенно ругань стояла на утренних «маршрутах». Помните? Это автобусы, доставлявшие водителей в депо по утрам. Представляете, что там творилось в три часа ночи? Когда в одном и том же автобусе встречались двое водителей (а иногда и много-много больше) с разных маршрутов, которые накануне весь день «таскали» друг друга в борьбе за продажу талончиков. Скандалы были, будьте здоровы! Хотя положительный момент в этом также имелся: на работу уже прибывали вздёрнутые и проснувшиеся. Готовые к труду и обороне. А как вы думаете можно ещё сразу проснуться в три часа ночи? Ведь водители не терминаторы, а такие же люди. И им также хочется спать. И также тяжело вставать. Однако подробнее обо всём этом я расскажу попозже. А пока закончу о Гермесе Трижды Величайшем.

Шлаков всегда хвастался. Всем. Когда уставал хвастаться своими трамвайными подвигами, находились другие темы.

— Вот я когда — то был очень толстым человеком! — бахвалился он с напыщенным видом. — И что же? Сам сбросил лишний вес! Совсем. Мне один врач всё объяснил. Надо есть часто, но понемногу. А то, что же, я вон посмотрю: сидят многие, жрут-жрут, жрут-жрут, уже икают, а всё жрут. Да остановитесь же, наконец! Хватит жрать! Или вот водители мне часто говорят: мол, там болит, здесь болит… якобы всё от работы. Позвоночник устаёт. Трясёт на рельсах постоянно. Я у них спрашиваю: а что ты жрёшь? Он и рассказывает: прихожу ночью с работы и к холодильнику. Нажирается то есть. Я ему и говорю: так ты продолжай нажираться на ночь, у тебя ещё и жопа заболит!