Во власти ночи - [9]

— Прямо так, не таясь?

— Да, — она улыбнулась странной, слегка насмешливой улыбкой. — Здесь вы в полной безопасности. Мы, кули, были вынуждены возвести несколько поясов оборонительных сооружений. Теперь мы почти как муравьи.

— Очень сожалею, — пробормотал Нкози.

Она гордо вскинула голову и глубоко вздохнула. Затем в упор посмотрела на него. Лицо ее было исполнено горечи и суровости.

— Я не искала вашей жалости.

— А я и не выказывал ее. Я родился в этих краях, и мне хорошо известно, что в вашем, как вы выразились, муравьином существовании в какой-то степени повинны и мои сородичи. Я очень сожалею об этом. Только и всего.

Он повернулся и направился к двери, откуда доносился шум льющейся в ванну воды. Он был зол и в то же время подавлен: зол на себя и свой народ, на женщину и ее народ; его раздражало это сравнение с муравьями. Охватившее его уныние было глубоким и безграничным. Он резко захлопнул за собой дверь ванной комнаты, разделся и погрузился в теплую воду. Постепенно он успокоился, раздражение прошло, но уныние осталось. Он мылся быстро, потому что очень хотелось есть. По-видимому, сейчас он увидится с доктором и договорится о том, чтобы его скорее отправили из этого дома и этой чертовски унылой страны. Чем быстрее, тем лучше. Он взял со спинки стула полотенце и под ним обнаружил свежевыстиранную рубашку и фуфайку. Он мысленно воздал должное женщине. Мрачное настроение не мешало ей быть внимательной и предупредительной. Он быстро побрился, оделся и сошел вниз.

Дом ничем не отличался от домов других преуспевающих врачей в любой стране. Нкози не успел спуститься с лестницы, как из крайней справа двери появилась уже знакомая ему женщина.

— Пожалуйте сюда. — Она ждала его у входа. От вида и запаха пищи у него потекли слюнки. Он повеселел. Женщина смотрела на него дружелюбно. И когда улыбнулась ему, две портившие лицо морщины, как по волшебству, разгладились, и она сразу стала моложе и привлекательнее. — Теперь мой черед извиняться, — сказала она. — Я не хотела быть злой. Но, вы знаете, мы и в самом деле живем, как муравьи. И у нас такая же, как у муравьев, система предупреждения об опасности. Нам сообщают о приближении врагов обычно за час до их появления. И так же, как в муравьином мире, всегда находятся люди, готовые принести себя в жертву во имя масс.

Нкози успокоился и больше не чувствовал никакой неловкости в обществе этой женщины.

— Спасибо за рубашку и фуфайку. Как приятно надеть после ванны чистое белье.

Они вошли в комнату, и тут его ждало разочарование. В комнате никого не оказалось, и стол был накрыт на двоих.

— А доктор? — спросил он.

— Все еще в Иоганнесбурге, — ответила она. — Должен был вернуться, но позвонил, что задерживается и будет только завтра. У него все в порядке. То, что вы привезли, благополучно доставили на место.

— Ну и прекрасно, значит, я могу уехать.

— Они хотят, чтобы вы дождались возвращения моего брата.

— Дело сделано, чего же ждать? Кстати, кто это «они»?

Женщина хотела что-то сказать, но передумала, подошла, прихрамывая, к столу и села.

— Давайте есть, — предложила она. — Попозже придет Найду и все вам объяснит. — Она жестом указала ему на стул.

Стол был уставлен индийскими яствами, которых Нкози не пробовал с давних пор; здесь было обилие вкусных блюд, в которых удивительным образом сочетаются мясо и овощи, сдобренные, помимо порошка кари, разнообразными специями. Лепешки — роти — были совершенно воздушные, и слоеная хрустящая корочка приятно щекотала рот.

Ее глаза и лицо засветились радостью, когда она увидела, что еда явно пришлась ему по вкусу.

— Вам в самом деле понравилась еда? Или, может быть, вы просто голодны?

— И то и другое. Но я никогда не ел такого вкусного кари. Даже перед отъездом, в Дурбане. А кари я на своем веку поел немало.

— После двухдневного голодания все кажется вкусным.

— Да, я не ел день, ночь и еще день.

Он вспомнил кошмарную поездку с белым человеком, который решением суда был превращен в цветного, но чувствовал себя по-прежнему белым.

— Что вам известно обо всей этой истории?

— О какой? — Непринужденность тотчас исчезла; она сразу же насторожилась.

— Я имею в виду мое появление здесь. — Он был уверен, что ей известно абсолютно все.

— Я знаю лишь, что вы привезли деньги для подполья.

— И больше ничего?

— Больше ничего.

— Вам даже не известно, откуда и как я прибыл?

— Нет.

Он не мог понять, зачем ей понадобилось говорить заведомую ложь и откуда в этой женщине столько затаенной горечи. Очевидно, все оттого, что она калека. Однако надолго ли ее хватит?

Женщина, казалось, угадала его мысли; по ее лицу скользнула горькая, насмешливая, чуть презрительная улыбка.

— Вы давно не были в этих краях? — спросила она.

— Давно, — ответил он сдержанно, стараясь не выдать своих чувств. — Очень давно.

— Насколько я понимаю, лет десять?

— Да, что-то около этого.

Куда она клонит, подумал он.

— Когда человек долго живет вдали, он утрачивает связь со страной, — сказала она с некоторой бесцеремонностью.

— Пожалуй, вы правы. Ну, и что же из этого следует?

— Я думаю, вы утратили связь со своей страной, — ответила она.