Во имя жизни (Из записок военного врача) - [35]

Шрифт
Интервал

Более десяти врачей, двадцати сестер и санитарок одновременно обслуживали перевязками около тридцати человек.

Николай Иванович Минин сидел за своим столом, напоминающим пульт управления крупной электростанции и, как диспетчер, все видел и оценивал. Даже беседуя с нами, он следил за стремительным потоком раненых, который проходил через зал.

Незнакомый мне врач сказал:

— В свое время мне пришлось работать на Ленинградской станции скорой помощи. Там применялась световая сигнализация. Чего вы достигаете своей диспетчерской системой?

— Мы ежеминутно знаем количество свободных мест, не только по отделениям, по палатам, но и в целом по госпиталю, знаем динамику движения раненых по отделениям, потребность в транспортных средствах, знаем, наконец, какое количество пищи нужно готовить, — ответил я.

В палатах вдоль стен стояли двухэтажные железные койки с тюфяками, обшитыми дерматином. На них отдыхали раненые. Сортировочные талоны на этот раз были привязаны к койкам, что давало возможность, не тревожа сна и отдыха остальных, по мере необходимости направлять раненых в рентгеновский кабинет, в перевязочную или на операцию.

В отделении Ковальского — для носилочных раненых — у дверей стояли три невысоких деревянных станка, отдаленно напоминавших гимнастические брусья. Возле них женщина-врач, одетая в белый комбинезон с небольшими вшитыми карманами, из которых виднелись края цветных талонов для сортировки, энергично распоряжалась санитарами На станках лежали раненые, тут же стояли наготове две пары санитаров в ожидании, когда им придется снимать раненых со станков.

Гости разошлись по палатам. Их интересовало все: и через сколько часов была оказана раненому первая помощь, и на чем его тащили с поля боя, и когда его кормили, и в чем привезли на полковой медицинский пункт, на чем доставили к нам.

Внезапно раздались мощные, оглушающие залпы стоящих против госпиталя зенитных орудий. Грохот батарей поднял с носилок многих раненых. Они молча вопросительно смотрят на врачей. Слышится приглушенный гул самолетов… Гости, как ни в чем не бывало, спокойно продолжают обход. Взрывы сливаются с залпами орудий. Работа в отделении не прекращается; санитарки и общественницы разносят чай.

Гул орудий постепенно стихает. Закончив осмотр, гости прошли в ванную комнату. Пятнадцать ванн были покрыты деревянными щитами с отверстиями для стока. Над каждой ванной висели шланги со смесителем горячей и холодной воды. Несмотря на непрерывную работу, пол был сух и чист. Наши общественницы, девушки и женщины в клеенчатых фартуках и резиновых сапогах, вооруженные губками и мочалками, так старательно мыли раненых, что те только кряхтели от давно не испытанного ими удовольствия.

Вчерашние студентки, домашние хозяйки — молодые и старые москвички все свои силы отдавали уходу за ранеными. Душой всего здесь была тетя Маша, «инструктор» и друг общественниц.

В операционной у одного стола работал Чайков, наш опытный хирург. Чтобы спасти ногу оперируемого, он применил редкий способ, описанный много лет назад профессором Богоразом. Один врач-ассистент переливал кровь, другой следил за деятельностью сердца. Сестра впрыскивала камфору. Столпившись вокруг, стояли наши учителя. Они молчали. Операция уже близилась к концу, когда раненый застонал.

— Хорошо бы ему поспать часов двадцать, — высказал свое мнение Еланский. — Пусть отдохнет его нервная система.

— И не жалеть ему крови и физиологического раствора, — добавил Ахутин. Тяжело вздохнув, Чайков закончил операцию и стал снимать перчатки. Я понимал волнение: не так уж часто приходится оперировать в присутствии ареопага лучших хирургов страны.

— Я вспоминаю, — говорил Бурденко, — сколько ампутировали ног с такими вот он ранениями в первую империалистическую войну. А все потому, что не хватало хирургов. На двадцать две тысячи врачей в царской России приходилось всего лишь две тысячи хирургов. Где же им было справиться!

— А аппаратура разве такая была? — вмешался Гирголав. — Кустарщина…

— А про кровь вы забыли? — напомнил Бакулев.

— Другие времена, другой строй и другое отношение к человеку, — сказал Ахутин.


Пригревает мартовское солнышко. Дворничихи с завидным упорством скребут снег тротуаров. Радует солнце, радуют дворничихи, радуют проходящие мимо танки и их молодые командиры с флажками в руках — высоко подняв головы, они выглядывают из башен. Освобождены города Сухиничи, Мятлево и Юхнов.

Наша «эмочка» пережидает, пока пройдет танковая часть — новое пополнение фронта. Остановилась и старушка, закутанная в теплый платок, с авоськой в руки в авоське из-под мороженой картошки и небольших кульков (наверно, отоварили карточки!) выглядывают стоптанные детские башмачки. С тяжелым придыханием старушка шепчет вслед танковой колонне: «Господи! Помоги и спаси их!» Ее доброе сморщенное лицо с посиневшим носиком трогательно, трогательны и башмачки. Трудно приходится жителям столицы. А сколько таких старушек помогает еще и нам, облегчает уход за ранеными, стирая для них белье!

В кабинете секретаря МК вижу начальников других госпиталей и члена Военной совета фронта. «Зачем нас позвали?»


Еще от автора Вильям Ефимович Гиллер
Вам доверяются люди

Москва 1959–1960 годов. Мирное, спокойное время. А между тем ни на день, ни на час не прекращается напряженнейшее сражение за человеческую жизнь. Сражение это ведут медики — люди благородной и самоотверженной профессии. В новой больнице, которую возглавил бывший полковник медицинской службы Степняк, скрещиваются разные и нелегкие судьбы тех, кого лечат, и тех, кто лечит. Здесь, не зная покоя, хирурги, терапевты, сестры, нянечки творят чудо воскрешения из мертвых. Здесь властвует высокогуманистический закон советской медицины: мало лечить, даже очень хорошо лечить больного, — надо еще любить его.


Два долгих дня

Вильям Гиллер (1909—1981), бывший военный врач Советской Армии, автор нескольких произведений о событиях Великой Отечественной войны, рассказывает в этой книге о двух днях работы прифронтового госпиталя в начале 1943 года. Это правдивый рассказ о том тяжелом, самоотверженном, сопряженном со смертельным риском труде, который лег на плечи наших врачей, медицинских сестер, санитаров, спасавших жизнь и возвращавших в строй раненых советских воинов. Среди персонажей повести — раненые немецкие пленные, брошенные фашистами при отступлении.


Тихий тиран

Новый роман Вильяма Гиллера «Тихий тиран» — о напряженном труде советских хирургов, работающих в одном научно-исследовательском институте. В центре внимания писателя — судьба людей, непримиримость врачей ко всему тому, что противоречит принципам коммунистической морали.


Пока дышу...

Действие романа развертывается в наши дни в одной из больших клиник. Герои книги — врачи. В основе сюжета — глубокий внутренний конфликт между профессором Кулагиным и ординатором Гороховым, которые по-разному понимают свое жизненное назначение, противоборствуют в своей научно-врачебной деятельности. Роман написан с глубокой заинтересованностью в судьбах больных, ждущих от медицины исцеления, и в судьбах врачей, многие из которых самоотверженно сражаются за жизнь человека.


Рекомендуем почитать
Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.


В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.


«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.


Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Записки старика

Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.