Во имя правды (О творчестве Всеволода Иванова) - [2]

Вплоть до конца романа остается неясным, кто же такой Черпанов на самом-то деле? Он неоднократно рассказывает свою биографию, но каждый новый вариант непохож на предыдущий...

Другой не менее значимый персонаж - доктор Андрейшин - тоже одержим идеей переделки человека "как такового". Подобный герой часто встречается у Вс. Иванова: прекраснодушный мечтатель, наивный фантазер, убежденный, что такие сильные чувства, как, например, любовь, способны творить чудеса,- и он создает фантастические планы особых установлений ("Институт любви", "День любви к отцам" и т. п.).

Пародийно искажая мысль доктора, проповедует ее и Савелий Львович, сколотивший в доме No 42 притон для всяческих мошенников, воров, спекулянтов, прикрывающихся службой в государственных учреждениях. Это - люди-перевертыши: например, бывший церковный староста храма Христа Спасителя ныне член кооперации - мороженщик, к тому же занимающийся (фиктивно) антирелигиозной пропагандой...

Вс. Иванов пародирует здесь не идею перевоспитания человека, но гротескно показывает, к чему может привести искажение идеи, если попытаться "перевоспитание провести в три дня".

Естественным противопоставлением авантюрной идее становится сцена посещения Черпановым завода: здесь сложность "перерождения" людей показана в реальных масштабах - и написаны эти страницы в иной стилистической манере, не нарушая пародийности.

Повествование в романе ведется от лица малокультурного больничного служащего Егора Егорыча. который как бы растворяется то в Андрейшине, то в Черпанове.

Стиль романа особый: так автор, не оповещая читателя, врывается в речь Егора Егорыча, и его "взлеты", изобилующие высокой эрудированностью, резко контрастируют с тривиальностью Егора Егорыча. и уловить эти переходы способен лишь внимательный думающий читатель, вошедший в ритм автора.

Если относительная заурядность Егора Егорыча-рассказчика соответствует установившейся традиции того литературного жанра, в котором рассказ поручен автором другому лицу, то свободное вторжение авторских рассуждений о литературе в речь повествования (как бы вновь возвращая ее себе - автору) составляет отличительную черту "У", ибо и там, где роман кажется традиционным по форме, в действительности автор порывает с традицией или ее пародирует. Такое игровое отношение к литературной форме иногда раскрывается и в авторских отступлениях, представляющих собой в известной мере пояснения поэтики романа. Так, в одном из них Вс. Иванов полемизирует со своим другом Виктором Шкловским (соавтором по приключенчески-пародийному роману "Иприт", написанному незадолго до "У").

В самой своей форме предельно свободный роман "У" - иронически гротесков, он продолжает литературную полемику, которую вел Вс. Иванов еще в 1920-х годах с В. Б. Шкловским, Львом Лунцем и другими своими друзьями по литературному объединению "Серапионовы братья".

Доктор Андрейшин видя, в конце романа, крах своих иллюзий (дом No 42 опечатан агентами МУРа, а его жители арестованы), все-таки не отчаивается, не отшатывается от людей "дна". Он понимает, что революционный путь перевоспитания человека станет долгим и трудным, что каждый человек потребует индивидуального подхода, и подход этот будет найден - и что все это неизбежно, ибо "социализм создают не какие-то особенные люди, а самые обыкновенные, с присущими им задатками добра и зла".

Роман "У" так и не увидел света. К концу 1933 года (в ноябре) из него было напечатано (в "Литературной газете") только несколько отрывков. Один из них носил название "Секретарь большого человека" (скрытая пародия на секретаря Горького П. П. Крючкова).

Любопытная психологическая деталь: в рукописи романа "У" секретарь носит имя Егор Егорыч, но примерно с середины романа делается, очевидно, подсознательно и незаметно для автора Петром Петровичем (т. е. псевдоним Е. Е. подсознательно заменен реальными инициалами того, кто до какой-то степени послужил писателю прототипом - впрочем, прототипом по-всеволодо-ивановски, то есть, если подойти с реальной меркой, совсем непохожим, но послужившим для писателя отправной точкой).

Вс. Иванов был необыкновенно щепетилен и взыскателен к себе. Никому не жаловался и не давал друзьям читать свои забракованные труды.

Вот почему даже самые близкие друзья с рукописью романа "У" познакомились только после смерти писателя.

Почему Вс. Иванов не обращался за поддержкой к друзьям, когда издательства отвергали его новые произведения?

Главным образом, потому, что он, как писал в дневнике, постоянно был обуреваем сомнениями, которыми (как утверждал) был даже и счастлив,сомнениями, правильные ли пути для самовыражения он выбирает? Он ведь и Горькому перестал показывать отвергаемое издательствами. И что, по-моему, показательно: самое большое количество неопубликованных произведений приходится как раз на период после Первого съезда писателей, когда Вс. Иванов стал секретарем СП СССР и председателем Правления Литфонда. Он всегда и категорически был против использования в личных целях занимаемого общественного положения.

По достоинству друзья Вс. Иванова оценили роман "У" только тогда, когда автора уже не было в живых. Недавно умерший, всемирно известный литературовед, блестящий критик Виктор Борисович Шкловский, как член комиссии по литературному наследству Вс. Иванова, написал на роман "У" письменный отзыв, в котором говорится: "Роман "У" необыкновенно сложно написанная вещь. Это произведение напоминает мне "Сатирикон" Петрония и романы Честертона.