Во имя правды (О творчестве Всеволода Иванова) - [3]

На Петрония это похоже тем, что здесь показано дно города и похождения очень талантливых авантюристов.

Честертона это напоминает тем, что сюжет основан на мистификации.

Показан момент начала советского строительства, взят район и время слома храма Христа Спасителя.

Книга стилистически очень сложно написана. В середине есть полемика со мной, что я отмечаю просто для аккуратности. Стиль книги блистателен, но непривычен. То, что писал Всеволод, было истиной. Познанием прежде не бывшего".

В другом отзыве Виктор Борисович пишет: "Всеволод был вне конъюнктур и всегда был в революции <...> Я в долгу перед Всеволодом, не написав прямо и внятно, какой он большой писатель и как в нем время не узнало свое же собственное будущее. Время мало дорожило такими людьми, как он. Казалось времени, что оно будет рождать гениев непрерывно".

В личном письме к Вс. Иванову (12 марта 1955 г.) Шкловский говорит: "Пишу тебе о том, что я верю в твой высокий талант, в то, что ты начал, как гений. В великой нашей литературе ты нашел новое слово. Рядом с Горьким ты шел своей поступью".

Письмо Шкловского от 24 марта 1967 г. к В. А. Косолапову (тогда директору издательства "Художественная литература") хочется процитировать почти целиком: "При всем моем уважении к редактированию, я должен сказать, что в результате его писатели оказываются похожими друг на друга. Между тем: одним из самых главных свойств писателя является то, что он, имея общее мировоззрение с народом, имеет свое видение мира, свой метод выделения частностей, который в результате оказывается подтверждением общего пути, но не является результатом общего миропонимания.

Великого писателя Всеволода Иванова все время подравнивали и подчищали так, что он не занял то место в советской литературе, которое ему по праву принадлежит.

"Бронепоезд" появился в советской литературе очень рано, и он определил ход литературы, становление ее нового лица.

В. В. Маяковский говорил, что писатель стремится к тому, чтобы у него вышло то, что он задумал. Редактор, к сожалению, часто думает о том, как бы чего не вышло. Из этой коллизии получаются поправки, а литература состоит из произведений, а не из поправок.

Читатель имеет право видеть писателя во всем его своеобразии, и, кроме того, он должен, покупая новую книгу, иметь новый материал".

Неопубликованный при жизни автора роман "У" после его смерти вызывал восторг не одного только Шкловского.

За печатание "У" высказывались и другие видные писатели, впервые прочитавшие роман в 60-е годы в рукописи.

Друг Вс. Иванова, член комиссии по его литературному наследству, украинский поэт, академик, энциклопедически образованный человек Микола Бажан писал мне 1 января 1982 г.: "Так правильно, что неустанные Ваши заботы о написанном Всеволодом Вячеславовичем приносят советской литературе такую вещь, как "Кремль". (Я не могу понять, почему роман не был напечатан при жизни Всеволода. Ведь роман этот так прямо и выразительно говорит о торжестве нового, о неминуемом торжестве коммунизма, его морали, его справедливой веры над суеверием старого, над гнусностью капитализма в его самых противных нэпмановско-спекулятивно-кулацко-паразитических проявлениях и пережитках.) Вот если бы еще хватило у Вас сил на то, чтобы добиться издания романа "У". Мне этот роман кажется превосходным и начинающим то течение в советской, русской прозе, которое обычно именуют "Гофманиадой". Ведь написан роман раньше, чем "Мастер и Маргарита". Прошу Вас, проверьте даты. Ей богу, это не просто мой личный интерес, а нужные поправки к истории".

Удивительная судьба неизданных произведений занимала самого Вс. Иванова: в последнее десятилетие своей жизни он, как видно из записей в его архиве, постоянно над этим размышлял.

В письме Н. Н. Яновскому (автору книги об его творчестве) он пишет: "Недавно Публичная библиотека в Ленинграде пожелала издать - в качестве справочника - выдержки обо мне из прессы прежних дней. Мне были присланы перепечатанными - эти выдержки. Я перечел их - и охнул. Оказывается, ничего, кроме брани, не было - за исключением, конечно, "Бронепоезда". Забавно, не правда ли? <...>

Да и Вы в первых строках книги (обо мне) - пишете, что я написал не мало (значит - много?) произведений ошибочных, не выдержавших испытания времени. Какого времени? Десятилетия? И притом Вы отлично знаете, что меня не издавали, а значит, и не читали, и о каком же испытании временем может идти речь? Кроме "Пархоменко", "Партизанских повестей", "Встреч с М. Горьким" - ничто не видело света. А я раньше написал томов 10, не меньше, и кроме того у меня в письменном столе лежит ненапечатанных (не по моей вине) четыре романа, листов 30 рассказов и повестей и добрый том пьес.

Не надо судить о Галилее только на основе его отречения от своего учения, что земля - шар.

Есть истины более достоверные, чем наши отречения".

Это писал Вс. Иванов полвека тому назад.

И вот что удивительно. В двадцатые годы пресса дружно его превозносила. В тридцатые подвергала резкой критической хуле, а начиная с сороковых начала замалчивать, сведя все его творчество к одному лишь "Бронепоезду".