Во имя любви - [40]

— Пожалуйста… — Сын стянул с переносицы очки и интенсивно потер подуставшие за день глаза. — «Не люди, а подобие зверей, гасящие пожар смертельной розни струями красной жидкости из жил!..» — процитировал он вполголоса и тут же поспешил добавить во избежание какого-либо непонимания со стороны собеседников: — Выражаюсь не я. Шекспир. Устраивает?

Ему никто не ответил. На некоторое время за столом повисло тягостное молчание, в течение которого Лавриков, утомленный своей предыдущей длинной тирадой, выудил-таки сигарету и с чувством закурил ее. И так уже предостаточно за последний час испытал силу собственной воли. Пора и расслабиться. Чиркнула спичка, оранжевый огонек весело лизнул кончик сигареты, и Федор Павлович блаженно втянул дым в легкие. Санчо бессмысленно следил за его нехитрыми манипуляциями, но по глазам Александра было видно, что думает в этот момент он о чем-то другом. Мысли его не касались слабой или сильной воли лавровского характера.

— Кстати, о Шекспире… — протянул Мошкин, взгромождая на столешницу свои массивные локти и подпирая ладонями подбородок. — По ходу дела я у ребят Косаткиных узнал: они пришлого потом от дома до дома довели. Адресочек имеется.

— Что это дает? — безучастно вопросил Лавриков.

Он заранее знал о том, какое предложение сейчас последует от верного соратника. В подобных ситуациях Санчо всегда славился тем, что любил предлагать радикальные решения. Как говорится, особо не мудрствуя и не пытаясь без необходимости усложнять и без того непростые события. Однако такая альтернатива не всегда устраивала Федора Павловича.

Санчо не подкачал и в этот раз. Разогнав рукой едкий дым от лавровской сигареты, он состроил самое свирепое выражение лица, на какое только был способен, и глухо произнес:

— Загасить… Пугнуть этими струями жидкости…

Увлеченная дискуссией троица не обратила внимания на то, как в темноте сада к месту их штаба бесшумно приблизился Кирсанов. Даже Лавриков со своим природным чутьем и обостренным слухом сумел каким-то образом упустить из виду этот аспект. А Иван тем временем, двигаясь сначала на свет керосиновой лампы, остановился под яблоней, не дойдя до заветного стола нескольких шагов. Он замер в тени, оставаясь незамеченным для Лавра и остальной компании, в то время как сам имел уникальную возможность видеть заговорщиков и слышать каждое произносимое ими слово.

Предложение Мошкина повисло в воздухе, так и не найдя отклика в душах и сердцах соратников. Лавриков лишь беспечно отмахнулся и уставился на кончик тлеющей сигареты, зажатой в правой руке между средним и указательным пальцами. Федечка же, помолчав секунды три, соизволил-таки отреагировать на последнюю фразу Александра. Правда, совсем не так, как хотелось последнему.

— Ничего это, Санчо, не даст! — решительно заявил парнишка. Он уже вернул очки на прежнее место, и теперь свет керосиновой лампы отражался от круглых стекол, создавая эффект сатанинского блеска в глазах юного заговорщика. — Хуже будет! Меня, или тетку, или тебя — любого — подстерегут и…

Последний аргумент показался Мошкину очень убедительным. Одно дело — ставить на кон свою собственную жизнь, и совсем другое — безопасность и благополучие близких людей. Санчо очень рельефно представил себе в этот момент, как кто-то может причинить вред его любимой женщине, и огромное страстное сердце Александра болезненно сжалось при этом. Грустными глазами он посмотрел сначала на Федечку, а затем и на Лаврикова. Голос Мошкина невольно дрогнул при следующем волнительном вопросе.

— Клаву подстерегут?

— А это трудно? — саркастически заметил Федечка.

Санчо тяжело вздохнул. Юноша был прав на сто процентов. Подстеречь Клавдию возле магазина сумел бы не то что профессиональный киллер, но и обычный представитель уличной шпаны. Никаких видимых трудностей здесь не наблюдалось и в помине. Мошкин сконфуженно опустил глаза. Возможно, сейчас он, как никогда раньше, явственно осознал истинное положение вещей.

— Обросли мы близкими. — В голосе Александра появилась не присущая ему прежде обреченность. — И стали, оказывается, беззащитными…

Вот, значит, почему воровской закон не терпит исключений из правил. Санчо знал это и раньше, а теперь, что называется, убедился в данном факте на собственной шкуре. Обзаволиться семьей — означало становиться предельно уязвимым. Давать противнику дополнительные рычаги воздействия на тебя. Законы возникают не на пустом месте. Все правильно, все так и должно быть. От досады Александру только оставалось скрипнуть зубами. Что он и сделал, кстати.

— А если иначе? — оторвал Санчо от невеселых размышлений на тему несовершенности жизни задумчивый голос Лаврикова.

Мошкин поднял глаза.

— Что иначе-то? — не сразу врубился он.

— Есть багаж, положенный каждому, — пустился в свойственные ему философские рассуждения Федор Павлович. — Багаж ответственности за других… Может, мы не просто так влипли в эту историю? Может, она послана как проверка?.. Вот есть женщина — люби и спаси. Вот есть ребенок — люби и помоги… — Лавр не смотрел при этом ни на кого конкретно. Рассуждал вроде как исключительно для себя лично. — Главное испытание, после которого — или вверх, или вниз.