Во имя истины и добродетели - [43]

И, расстроенный, сказал Мелет:

— А что мы можем? Ведь у нас теперь свобода: каждому разрешено болтать все, что ему взбредет в голову.

И сказал Анит, понизив голос:

— Но ведь и мы с тобой как граждане вольны… подать, к примеру, в суд на тех, кто возмущает спокойствие граждан…

— Да, по где мы найдем доказательства и свидетелей?

— Найдем! — уверенно сказал Анит.

— Но у Сократа много друзей, — засомневался Мелет, — да и народ ему потворствует…

— Ошибаешься, Мелет. Своим длинным языком он отвратил от себя и большинство простого люда… Совсем недавно он обвинил афинян в том, что будто бы они бездумно избирают на государственные должности недостойных людей и высмеял наше священное право — голосование!

— Что-то я не слышал об этом…

— Но ты же был в отъезде… Когда в собрании зашла речь о нехватке в Афинах лошадей, этот вздорный старик посоветовал… что бы ты думал?.. Решить вопрос голосованием и ослов превратить в лошадей!

— Какая наглость!

— Я надеюсь, теперь-то ты согласен выступить со мной против Сократа?

— Да наберем ли мы пятую часть голосов в суде? Ведь иначе нас самих присудят к штрафу, и немалому — в тысячу драхм!

— Не тревожься, — успокоил Анит. — Случись у нас неудача, я оплачу штраф за нас обоих. И третьего обвинителя подыскать я тоже возьмусь. Так как, Мелет?..

— Больно уж рискованное дело, — еще посомневался для вида Мелет.

— Скажи, Мелет, — сказал тогда Анит вкрадчивым голосом, — а не желал бы ты видеть свои прекрасные трагедии увековеченными искусной каллиграфией на сшитых вместе листах, одетых в красивую толстую кожу?..

— О! — встрепенулся Мелет. — Я давно мечтаю об этом. Но ведь это страшно дорого стоит…

— Не дороже денег, — усмехнулся Анит. — И мы тебе это сделаем…

И, вспомнив о своей победе в мусических состязаниях, вновь обрадовался Мелет, спросив Анита:

— Ты, наверно, слышал, дорогой Анит, что на празднике в Эпидавре я опять был первым из поэтов?..

— Прими мои поздравления, Мелет. Так ты согласен?..

— Видит Зевс, ты убедил меня, — сказал Мелет.

…А вскоре, сам того не желая, нажил себе Сократ и третьего врага… Случилось же это в лесхе, на Празднике Кружек в честь бога виноделия Диониса, где за широкими столами бражничали молодые афиняне и среди них друзья Сократа. И зашел у них разговор о любви, затеянный гетерой Ламией, сбежавшей от Мелета. И спросила Ламия друзей Сократа:

— Раз уж мы заговорили о любви, хотелось бы спросить, не знает ли кто из вас, как относится к этому чувству Сократ? Сама я стесняюсь задать ему такой вопрос.

И бывший среди них Критон сказал:

— Да лучше спросим об этом у самого Сократа. Ведь это он нас пригласил сюда, заметив, что «к людям достойным на пир достойный без зова приходит».

— И правильно он сказал. Так где же он сам?

— Он всю дорогу отставал, — ответил Платон, сидевший здесь же, — а когда мы остановились его подождать, велел нам с Критоном идти вперед. Но с ним остался Аполлодор…

Тут-то и явился в дверях улыбающийся чему-то Аполлодор, и Платон спросил:

— Но где же Сократ?

И, садясь на скамью, сказал Аполлодор:

— Мы почти уже дошли, как вдруг Сократ повернул назад и теперь стоит в сенях соседнего дома, а на зов идти отказывается…

— Что за вздор! — поднялся с места Платон. — Сейчас я позову его.

— Оставьте его в покое, — вмешался Притон. — Сядь, Платон… Такая уж привычка у Сократа: отойдет куда-нибудь в сторону и станет там, задумавшись. Он скоро сам явится. Не надо только мешать ему…

Тут вышел на средину лесхи хозяин ее, добродушный с виду толстяк, и громко возгласил:

— Эй, слуги! Считайте, что меня и всех этих добрых людей вы пригласили на обед, и ублажайте нас, как самых дорогих гостей! Да поживее!..

И забегали между столами слуги, загремели посудой, со стуком опускали на столешницы амфоры с вином и кратеры с водой, подкладывали в блюда кисти винограда, фрукты и оливки. И поднимались под сладкое звучанье флейт кружки с разбавленным вином и возглашали здравицы покровителю виноделия Дионису. И в этот-то разгар веселого пиршества вошел седобородый Сократ в своем поношенном, но чисто выстиранном хитоне. И дружным хором голосов встретили его друзья и, усадивши рядом с Ламией, поднесли ему кружку вина.

И Притон сказал:

— Без тебя, Сократ, мы начали разговор о любви. Не хочешь ли продолжить его?

Гетера же добавила, улыбаясь:

— А я, Сократ, готова вступить с тобой в состязание. Ведь эти достойные люди, твои друзья, считают меня знатоком любви.

И сказал Сократ:

— Я рад беседовать с тобой, милая Ламия. Но сначала хотелось бы знать, к чему вы пришли, споря об этом?

— Большинство, а также и я, пришло к тому, что Любовь есть красота, хотя вот Платон не согласился с этим, но сам он не успел нас опровергнуть.

— Итак, любовь есть красота и благо, ты говоришь. Такое начало мне по душе. — И лукаво улыбнувшись, продолжал Сократ: — А теперь попытайся ответить, что ты понимаешь под этим: просто любовь или любовь к кому-то или к чему-то?

— Конечно, к кому-то или к чему-то, Сократ.

— Так вот, запомни это покрепче и не забывай. А теперь пока скажи, когда мы любим: когда обладаем предметом любви или когда не обладаем?

— По всей вероятности, когда не обладаем.