Во имя истины и добродетели - [42]

Сократ же сказал:

— Значит, я легко научусь от тебя, и никто больше не изобличит меня в невежестве?

— Разумеется, никто, ведь иначе я оказался бы ничтожным, заурядным человеком.

И снова Ламия толкнула под столом Мелета.

— Только, если ты не против, — предложил Сократ, — я буду возражать тебе, чтобы лучше выучиться.

— Что ж, возражай.

— Так что такое прекрасное, Мелет?

И воскликнул Мелет с величественным жестом:

— Так знай же, Сократ, что прекрасное — это прекрасная девушка!

— Славный ответ, клянусь собакой! — сказал Сократ, а Платон с Аполлодором, чтобы скрыть насмешку, загородили губы кружкой с вином. — Не правда ли, Мелет, если я так отвечу, уж меня никто тогда не опровергнет?

И, довольно рассмеявшись, спросил Мелет:

— Да кто же тебя опровергнет, если каждый подтвердит, что ты говоришь правильно!

— Ну а если мне возразят: «Хорош же ты, Сократ! А разве прекрасная кобылица не есть прекрасное?» Что мы тогда ответим?

— Ты верно говоришь, — согласился Мелет. — Ведь кобылицы у нас бывают прекраснейшие.

— Вот, видишь, — улыбнулся Сократ. — А потом меня спросят: «Дорогой мой, а что же такое прекрасный горшок? Разве не прекрасное?» Что я на это отвечу?

И сказал возмущенно Мелет:

— Да кто посмеет так невоспитанно и дерзко произносить столь низменные слова в таком серьезном деле?!

— Представь себе, что есть такой, — вздохнул Сократ, отхлебнув глоток вина. — Но надо все-таки ему ответить. И я заранее заявляю: если горшок вылеплен искусным гончаром, какие лепил, к примеру, покойный отец Ксантиппы, Нактер, если горшок округл, гладок и хорошо обожжен, как некоторые горшки с двумя ручками из тех прекрасных во всех отношениях горшков, что обычно вмещают шесть таких вот кружек, — если я спрашиваю о таком горшке, надо ведь признать, что он прекрасен. Как можно назвать не прекрасным то, что прекрасно?

— Да, Сократ, — кивнул снисходительно Мелет. — Прекрасный горшок — тоже прекрасное. Но в целом он недостоин сравниться с прекрасной кобылицей, девушкой и со всем остальным прекрасным.

И Сократ сказал:

— Я понимаю, Мелет, что возражать тому, кто задает подобные вопросы, следует, приведя изречение Гераклита: «Из обезьян прекраснейшая безобразна, если ее сравнивать с человеческим родом». И прекраснейший горшок безобразен, если сравнивать его с девичьим родом, не так ли, Мелет?

— Конечно, Сократ, ты верно ответил!

— Но ведь тот человек может сказать: «Как же так, Сократ? А если мы сравним девичий род с родом богов, не покажется ли прекраснейшая девушка безобразной по сравнению с той же Афродитой?»

И Мелет сказал:

— Кто стал бы возражать против этого? Каждому ясно, что по сравнению с богами род людской не прекрасен.

— Но ведь тому-то человеку мы опять не угодим. Мелет. Он посмеется над нами! А если к тому же у него окажется палка, он еще и постарается вздуть меня.

— Что ты городишь?! — возмутился Мелет. — Разве у нас нет суда в государстве, чтобы каждый кто захочет бил другого без всякого повода?

— В том-то и дело, Мелет, что он за дело меня поколотит.

— Не понимаю тебя, Сократ.

— Так наберись немножко терпения и послушай, что скажет мне тот человек. А скажет он вот что: «Эх, Сократ! Я спрашиваю тебя о том, что такое прекрасное само по себе, а ты приводишь в ответ нечто такое, что прекрасно не больше, чем безобразно. Нет, ты скажи мне, приятель, что такое прекрасное вообще, то, благодаря чему и девушка, и кобылица, и горшок становятся прекрасными».

— В самом деле, нелепость какая-то получается, — смутился Мелет.

— Что бы мне тогда осталось, как не сослаться на тебя, дорогой?

И Мелет в сильном замешательстве спросил:

— Так ты добиваешься, чтобы… чтобы я назвал такое прекрасное, которое никогда никому не покажется безобразным?..

— Да, Мелет, теперь ты это прекрасно понял…

И, красный от стыда, мучительно молчал Мелет, моргая глазами.

И Ламия сказала:

— Ты видишь, Мелет, сколько хлопот доставило нам прекрасное. И пока оно, разгневавшись, не убежало от тебя дальше, давай лучше мы уйдем от него…

Мелет же, поднявшись, забормотал:

— Такой ответ, Сократ… его найти нетрудно… Мне только нужно уединиться и поразмыслить самому с собой, и тогда я скажу тебе это точнее точного. — И, взятый под руку Ламией, поспешил к раскрытой калитке, держа на поводке повеселевшую собачку.

Друзья же Сократа, дав себе волю наконец-то, дружно рассмеялись, после чего Аполлодор сказал:

— За твою победу, Сократ! — и поднял свою кружку.

— Много славы будет этому Мелету пить за победу над ним, — заметил Платон и предложил продолжить беседу о прекрасном.

…И не знали Сократ и друзья его, что тем же вечером встретил Мелета у дома его Анит и повел с ним такую беседу:

— Не узнаю тебя, Мелет. Куда девалась обычная твоя веселость?

— Какая же может быть радость, Анит, если любому бродяге дозволено унижать достойнейших граждан!

— Уж не тебя ли кто обидел, Мелет?

— Представь себе, эта лысая образина, Сократ, выставил меня сегодня посмешищем!

И, задумавшись, сказал Анит:

— А не кажется ли тебе, Мелет, что мы слишком долго терпим словесные бредни этого софиста? Ведь для него нет ничего святого, ни богов, ни власти. Своим примером он давно развращает молодежь, а это может плохо кончиться…