Во имя человека - [24]

— Да побаливает временами, вот приходится даже с собой носить, — я вытащил из кармана таблетки от головной боли.

— Может, врачу бы вам все-таки показаться, дорогой Сергей Сергеевич?

— Да теперь уже ни к чему, Виктор Трофимыч… Да и, знаете ли…

— А интеллигентный человечек вами занимается, Сергей Сергеевич…

— Ну, о передачах «Клуба веселых и находчивых» знает каждый…

— Надо будет порыться в нашей картотеке, да и навести справки в других городах: не прибыл ли к нам какой-нибудь опытный гастролер?.. Действительно порадовали вы меня. — Вдруг коротко и зорко глянул на меня, спросил: — А Екатерина Александровна Соколова ничего не говорила… Ну, не вспоминала хоть чего-нибудь такого об Игнате Прохорове, что могло бы навести нас на след этого интеллигентного преступника?

Вокруг нас стояло много куривших, но все они громко разговаривали, смеялись чему-то своему, им было не до нас. А мы с Кузьминым разговаривали очень тихо.

— Катя по-прежнему находится в очень тяжелом состоянии, никто из нас не решается просто напомнить ей об Игнате… А уж тем более — я.

— Да, понимаю. Ну, всего доброго, — Кузьмин кивнул мне, пошел, вдруг обернулся: — Запомните-ка, Сергей Сергеевич, на всякий случай мои телефоны, рабочий и домашний.

— Сейчас запишу, — я полез за книжкой в карман. Он тихо назвал мне два телефона.

— Когда поедете в следующий раз в поселок, предварительно позвоните мне домой или на работу, Сергей Сергеевич, не посчитайте за труд.

— Хорошо. Может, и вам сказать, как вызвать меня по радиотелефону?

— Это я знаю.

11

Шла уже третья декада сентября, дней через десять, самое большее через две недели, река должна была встать. День был таким коротким, что без электрического освещения нам удавалось работать всего два или три часа. Вся широченная гладь реки была сплошь подернута шугой, едва передвигавшейся вниз по течению. В свете лампочек и прожектора река даже казалась скованной льдом, неподвижной. Дожди продолжали идти, но когда ослабевали на час-полтора, особенно чувствовался холод, вплотную приблизившаяся зима… В тихой заводи между понтоном и берегом была сплошная корка льда, из нее там и тут высовывались углами затонувшие гранитные глыбы. Обледенел и трап, идущий с понтона на берег, теперь он располагался еще круче; вода в реке убывала. В свете прожектора бревна, окантовывавшие верхнюю кромку берега, блестели, будто обернутые целлофаном. Поблескивали и кузова самосвалов, крыши их кабин.

Как всегда в последние дни навигации, работа была особенно напряженной, ведь снабжение строительства материалами по реке приостанавливалось до середины мая. Надо было успеть доставить все, что еще можно. Баржи с песком шли непрерывно одна за другой. Мы едва успевали поесть. Сашка Енин уныло качал головой, кривил на сторону свой мягкий утиный нос:

— С такой работенкой, будь она проклята, до межнавигационного отпуска хобот не дотянешь, нет!..

Снова у нас дымила и пищала лента феродо муфты сцепления, мы никак не могли выбрать хотя бы час, чтобы отрегулировать ее. Грелись подшипники коленчатого вала машины, их тоже было некогда перебрать. Если они расплавятся, кран вообще выйдет из строя. Я дал эскизы в механический цех строительства, по ним нам выточили бронзовые запасные вкладыши, но, чтобы переставить их и отрегулировать, надо было полсмены. Но хуже всего, что нам приходилось работать на одном инжекторе, гнавшем свежую воду в котел крана: конусы второго съела вода. Запасных конусов не было ни на одном из наших кранов. Я снова обратился к начальнику механического цеха Ване Пушкареву, но нужной марки стали для конусов у него не было. Пришлось позвонить в комитет комсомола строительства к Саше Костылеву, он нашел нужную нам сталь. Но геометрия конусов была очень сложной, а точность обработки их — высокой, механический цех портил одну заготовку за другой, мы же сидели, как на иголках: если наш последний инжектор выйдет из строя, придется гасить котел, спускать из него воду. Потом снова растапливать топку котла, заполнив его предварительно свежей водой, поднимать до нужного уровня давление пара в нем, — все это потребовало бы около двух суток. Вода подкачивалась инжектором в котел каждые полчаса, — вот весь резерв времени, который у нас имелся, если только инжектор откажет.

Эта продолжительная и напряженная работа в трудных условиях севера сказывалась и на здоровье нашей команды. Первой простудилась тетя Нюра: ей приходилось, разогревшись у плиты, часто выбегать на палубу за дровами или еще за чем-нибудь. Она как-то сказала мне:

— Хороший ты парнишечка, Сереженька, а только — ау: последняя это моя навигация: ищи себе нового шкипера!.. Чего ты кривишься, ты лучше рассуди: мне уже без двух годков шестьдесят, всю жизнь я на нашей матушке-реченьке! Дай ты мне перед закатом моего солнца хоть годок-другой покантоваться пенсионеркой. Или не заслужила я? То-то, сынок!

И Сашка Енин примолк, прекратились его обычные шуточки. И Санька не смеялась уже над ним. Заметно осунувшийся Миша Пирогов, улучив свободную минутку, садился рядом с топкой на кучу угля, штудировал свои учебники. Часто обращался ко мне с вопросами по математике и физике.