Во главе действующего флота - [10]
С. О. Макаров
Как писал впоследствии контр-адмирал И. А. Кононов, «до русско-японской войны… в морском министерстве не было органа, который вел бы оперативную работу и создавал планы войны, подготовлял бы театры военных действий и составлял бы программы судостроения»[93]. В 1912 г. морской министр адмирал И. К. Григорович заметил: «Если такой штаб (генмор. — Д. К.) был бы до 1903 года, мы, пожалуй, не сунулись бы драться с японцами, а если и начали войну, то подготовка, вероятно, была бы другая и постройка судов и стрельба была бы другая, а не то, когда требовалось выпустить в год не больше 15 снарядов учебных на орудие»[94].
К слову, в то время проблемы в организации стратегического планирования имели место и в других морских державах. Так, в Великобритании разработка планов применения военно-морских сил входила в число функций первого морского лорда, который активно подключал к решению этой задачи постоянный состав морской академии в Портсмуте. Сведения о потенциальных противниках добывались и обобщались разведывательным органом адмиралтейства (Naval Intelligence Department). В этой связи «Ежемесячник Морского Генерального Штаба» за ноябрь 1909 г. констатировал: «Благодаря такому разделению работы по составлению плана войны и подготовки его к исполнению в трех учреждениях, из коих одно даже не находится в столице, да к тому же не являлось ответственным за результат своих работ, — дело подготовки очевидно находилось в весьма плачевном состоянии»[95]. Только осенью 1909 г. по инициативе первого морского лорда адмирала Дж. Фишера эти функции были переданы созданному «военно-морскому мобилизационному департаменту», которому были подчинены также разведывательный орган и «курсы военно-морских наук».
В России же модернизация центрального аппарата Морского министерства и, в частности, формирование органа стратегического управления стала уникальным в своем роде примером «реформы снизу». По наблюдению К. Б. Назаренко, исследовавшего процессы перестройки морведа перед Первой мировой войной, «вопрос о создании органа оперативно-стратегического руководства флотом больше всего интересовал молодых морских офицеров, в отличие от высших руководителей ведомства, пытавшихся начать реформирование с хозяйственно-технических учреждений»[96]. Действительно, «верхний этаж» адмиралтейства в силу ряда причин — от «искреннего заблуждения, вызванного незавершенностью адаптации личности в условиях модернизации общества», до «эгоистического желания любыми средствами сохранить свой служебный статус» — не спешил с модернизацией центральных органов управления[97]. Носителями же реформаторских идей выступили флотские офицеры, неравнодушные к судьбам морского могущества империи и глубоко уязвленные позорным поражением от второстепенной морской державы, — А. Д. Бубнов, П. В. Гельмерсен, Б. Б. Жерве, М. А. Кедров, А. В. Колчак, В. К. Пилкин, М. М. Римский-Корсаков, П. Н. Черкасов, М. Ф. Шульц и др. Именно эти сравнительно молодые люди стали движущей силой преобразований на флоте и, по наблюдению современника, постарались «вдохнуть живой дух в убитый морально личный состав»[98].
В декабре 1905 г. известный публицист, полковник морской артиллерии В. А. Алексеев, более известный под псевдонимом «Брут», высказал идею учреждения «Инспекции боевой готовности флота», являвшейся, по существу, функционально суженным аналогом будущего генмора[99]. С наиболее же систематизированным и аргументированным проектом модернизации центрального аппарата министерства выступил тридцатилетний штабной офицер, член Санкт-Петербургского военно-морского кружка лейтенант А. Н. Щеглов. В своей работе «Стратегический обзор русско-японской войны» (декабрь 1905 г.) он критически рассмотрел ход событий в Желтом и Японском морях, вскрыл недостатки в подготовке флота, выявил принципиальные ошибки командования и проанализировал их последствия. Главную причину катастрофы на Дальнем Востоке А. Н. Щеглов справедливо усмотрел в несостоятельности существовавшей в морском ведомстве системы управления: «Флот погиб от дезорганизации, и в этом всецело вина Главного Морского Штаба, которому по праву принадлежит 90 % неудач нашего флота»[100]. Суть предлагаемой реформы была изложена А. Н. Щегловым в приложенной к «Стратегическому обзору…» записке «О реорганизации Главного Морского Штаба», где автор реанимировал «лихачевскую» идею о создании Морского генерального штаба. Вскоре эти документы, объединенные под заголовком «Значение и работа штаба на основании опыта русско-японской войны»[101], благодаря содействию влиятельного начальника морской походной канцелярии царя капитана 1 ранга графа А. Ф. Гейдена (последний, по свидетельству Н. В. Саблина, был «товарищ детства государя, которому его величество говорил «ты»[102]), были доложены Николаю II и им одобрены[103].
Любопытная деталь. В 1923 г. в сборнике «Архив русской революции», издаваемом в Берлине И. В. Гессеном, были опубликованы протоколы допроса А. В. Колчака следственной комиссией в Иркутске в 1920 г., в которых адмирал присвоил авторство записки себе. Это немало возмутило бывшего в эмиграции А. Н. Щеглова, который в одном из писем И. К. Григоровичу (предположительно в 1928 г.) писал: «Морской генеральный штаб был создан по моей мысли и моей записке»
