Во Флоренах - [58]

Мысль работает напряженно и лихорадочно. Что нам предпринять? Медлить нельзя. Саеджиу может в любой момент натворить беду. Ведь он, несомненно, связан со шпионской организацией. И как бы он, чего доброго, не улизнул! Нет, надо действовать осторожно… Пусть Мария Ауреловна скажет Саеджиу, что принимает его предложение. Она должна сейчас же итти домой. Да не забыть скрипнуть дверью в сенях, как-будто она откуда-то пришла. Скажем, от врача…

— Увольте. Степан Антонович, прошу вас, — шепчет Мария Ауреловна. Мы все время разговариваем шопотом, чтобы нас не услышали в соседней комнате. — Я не могу больше его видеть. Не могу!.. Я закричу. Схвачу его за горло. Делайте со мной, что хотите. Не могу… Лучше руку дам себе отрезать, чем еще раз встретиться с ним!

— Мария Ауреловна, так нужно…

— Нужно… — повторяет она побелевшими губами…

— Да, и помните: малейшая ошибка с вашей стороны может повлечь за собой большое несчастье.

Дверь в сенях отворяется и затворяется только один раз: я выхожу во двор, Мария Ауреловна входит к себе в комнату. Я отправляюсь к Андриеску, а потом вместе с ним к председателю сельсовета.

Бурлаку весь так и горит: сейчас же подать ему этого Саеджиу! Да, но зачем? Арестовать его мы не имеем права. Для этого нужен ордер прокурора. Кроме того, Саеджиу не так глуп, чтобы держать у себя что-нибудь компрометирующее. Не таков он. Что может доказать Мария Ауреловна? Ничего. Она только свидетель. Андриеску предлагает позвонить в райком. Но тут уж Бурлаку протестует: о таких вещах по телефону не разговаривают. Не мудрено и подслушать. Наконец, мы приходим к решению, что Андриеску сейчас же отправится верхом в район и сообщит там о Саеджиу.

— А как быть с партийным собранием? — спрашивает Бурлаку. — Мы же должны быть все в политотделе. Попросим, чтобы его отложили.

— Нет, — возражаю я, — на партийной работе это никак не должно отразиться.

— А если мы упустим врага и он успеет нашкодить, партийная работа много выиграет?

— Не надо откладывать собрание, — присоединяется ко мне Андриеску. — Это может повредить делу. Все должно итти нормально, как-будто ничего не случилось.

— Тогда ты хотя бы оставайся в селе, Степан Антонович, — говорит Бурлаку.

Я соглашаюсь. Мы с Марией Ауреловной соседи, и я буду держать с нею связь.

Утром Бурлаку вызывает меня в сельсовет. Ему только что звонили из райкома. Андриеску уже там. Сказали, чтобы я тоже поехал на партийное собрание. Бурлаку недоумевает.

— В райкоме знают, что делают, — отвечаю я, но на душе у меня неспокойно. Как это мы все, коммунисты, оставим село? Кто знает, что здесь может случиться!

Спасибо, товарищи

С партийного собрания мы возвращаемся ночью. Еще сильнее кружит метель. Теперь начало марта, и зима напоследок словно старается как можно больше напроказить. Я в валенках и в новом, подбитом мехом, пальто с большим барашковым воротником. И все-таки меня пробирает мороз. Я надвигаю свою баранью шапку до самых глаз и поворачиваюсь боком к ветру. Рядом со мной в санях, задумавшись, сидит Оня Патриники.

Сегодня Оню приняли в кандидаты партии. Каким счастьем светилось его лицо, когда Иванов сказал: «Товарищ Патриники достоин быть принятым в ряды нашей партии».

Оня увидел поднятые за него руки, встал с места и взволнованно сказал:

— Спасибо, товарищи коммунисты. Благодарю вас за доверие.

Иванов пожал Оне руку:

— Поздравляю тебя от всей души, товарищ Патриники! Будь таким же честным и справедливым, каким ты был до сих пор. А вот работать надо еще лучше.

Ветер, дувший справа, теперь дует в лицо. Не заблудились ли мы?

— Не сомневайтесь, — успокаивает нас Андриес-ку, который правит лошадьми. — Я и с завязанными глазами домой попаду.

В тот вечер, когда Андриеску поехал в район, чтобы сообщить о Саеджиу, он в село не вернулся. И сегодня явился прямо на партийное собрание. Мы с Оней встретились с ним уже на машинно-тракторной станции, когда приехали туда из Флорен.

— Ну что? — бросился я к Андриеску.

Но рассказывать ему было почти нечего. Прямо ночью он заехал в райком, и ему посчастливилось застать там первого секретаря. Тот спокойно выслушал сообщение Андриеску и попросил подождать немного в приемной, а сам вышел. Через некоторое время секретарь вернулся и предложил Андриеску прямо отсюда отправиться на партийное собрание и никому не говорить ни слова.

— А что мы должны делать в селе?

— Ничего.

Секретарь райкома просит только об одном: вести себя так, чтобы Саеджиу и в голову не пришло, что за ним следят. Андриеску передает поручение лично мне: держать связь с Марией Ауреловной. Когда Саеджиу принесет динамит, мне следует немедленно позвонить в райком секретарю и сказать, что я нуждаюсь в учебниках истории. Это будет условным знаком.

И теперь, сидя в санях, когда от холода у меня зуб на зуб не попадает, я мысленно возвращаюсь к разговору с Андриеску, к порученному мне делу.

— Эй, Андриеску, куда ты нас везешь? — раздается над моим ухом голос Патриники, и я пробуждаюсь от своих мыслей.

Лошади стали. Мы вылезаем из саней. Ветер сбивает с ног. Снег до колен. Метель и не собирается утихать.

Где мы находимся? Когда мы выехали, ветер был встречный, а теперь он дует в спину.