Во Флоренах - [59]
— Хоть режьте меня на части, не знаю, куда едем, — жалуется Оня Патриники. — А ты только хвастаться силен, — набрасывается он на Андриеску. — «Давайте я буду править. Я и с завязанными глазами дорогу найду»… Вот и приехали! Что же нам теперь делать?
Андриеску чувствует себя виноватым. Молча. разгребает снег и нащупывает под ним стебли сжатой кукурузы. Дороги нет. Раздосадованный Патриники без устали пробирает Андриеску:
— Завез!.. Как же теперь быть? И себя, и животных угробим…
Холод пронизывает до костей. Хотелось бы побегать, чтобы согреться. Но для этого я слишком закутан, а снег очень глубок. Путаюсь в одежде. Ноги не слушаются. Предлагаю ехать дальше. Может, мы наткнемся на какое-нибудь село.
— Ничего больше не остается! Если будем стоять на месте, пропадем, — ворчит Оня и сам берет в руки вожжи.
Вьюга метет. Сани подвигаются медленно, оставляя за собой узкую тропинку, которую тут же заносит порошей. На спинах коней снег тает, а на животах висят сосульки. Н-но, хмурая! Н-но, вороная! Только бы не остановиться. У нас есть еще пока чем накормить лошадей, если они ослабеют.
Едем долго. Вдруг вороная заржала. Обе лошади рванули и дружно понеслись вскачь. Сквозь густую снежную пелену перед нами вырисовывается большое здание.
Село!
Мы останавливаемся возле первого дома. Стучим в окно. Это деревня Ворничены. Вон куда нас занесло! На двенадцать километров ушли в сторону от Флорен.
Саеджиу проводит попрежнему свои вечера у Андрея Михайловича. Вот и теперь глухо доносится до меня его голос. Я и виду не показываю, что он меня в какой-то степени интересует. Поэтому я к директору не пойду. Оно и к лучшему. Работы у меня по горло. Уже больше девяти часов, а я так мало успел. Тетради не проверены, текст для диктанта не составлен. Кроме того, надо подготовиться к завтрашней встрече с руководителями кружков ликбеза. Они нуждаются в методических указаниях.
Но спокойно поработать не удается. Приходит Сан-да Богдановна. Что ей нужно так поздно? В руке она держит маленький пакет, завернутый в белую бумагу.
— Добрый вечер!
Она старается казаться веселой, принужденно улыбается. Я приглашаю ее сесть, но она, вероятно, чувствует, что визит ее не совсем кстати.
— Нет! Нет! И не просите, мне надо итти… Просто я сегодня испекла пряники, ну и подумала: отнесу несколько штук Степану Антоновичу. Кто о нем позаботится, о бедняге? Вот, попробуйте…
Она развязывает пакетик. Пряники свежие, румяные, а пахнут-то как!.. Я беру один — вкусный, сладкий, тает во рту.
Санда Богдановна смотрит на стул.
— Прошу вас, садитесь, Санда Богдановна.
— Ну уж, так и быть… Но только на пять минут, нет, на одну минуту…
Мы сидим у стола друг против друга. Санда Богдановна болтает безумолку:
— Андрей Михайлович считает себя, как видно, императором: «школа моя», «учителя мои». А что я знаю про него, вы и представить себе не можете… Но об этом как-нибудь в другой раз… Да что там говорить! Он и ко мне приставал. Да, да! Женатый человек, и ребенок есть…
Санда Богдановна успевает всем косточки перемыть: и Марии Ауреловне, и Мике Николаевне, даже Штефэнукэ не оставляет без внимания. Голова этой женщины — энциклопедия человеческих пороков и слабостей. Почему она так плохо относится к людям? Неужели виной этому только отсутствие личного счастья?
Я смотрю на усталое, морщинистое лицо Санды Богдановны. В ее тусклых глазах иногда промелькнет искра света, словно порожденная робким, невысказанным желанием, и тотчас же гаснет.
Как зло насмеялась над ней жизнь! И люди ее не щадят. Стоит упомянуть имя Санды Богдановны, на всех лицах появляется насмешливое выражение. А ведь она это чувствует. Вот и мстит людям, говоря о них только плохое.
Мне становится жаль Санду Богдановну. Кто знает? Может быть, она была бы хорошей женой и матерью, если бы ее кто-нибудь полюбил.
Санда Богдановна поднимается, вздыхает.
— Ну, я пойду. Уже поздно.
Мне хочется сказать ей теплое слово. Я не чувствую к ней вражды, хотя она мне испортила немало крови, когда пропал Санду. Хочется в чем-то помочь ей. Ведь есть немало людей, которым не удалась личная жизнь, и они находят счастье в труде.
Санда Богдановна — дочь священника, и еще в детстве ее, наверно, приучили смотреть на рабочего человека сверху вниз. Школу она не любит, работает только потому, что нужно жить. Общественных интересов, которые могли бы скрасить ее существование, у нее нет, А что, если попробовать?..
— Санда Богдановна, — начинаю я осторожно, — мы с вами друзья, и я хочу вас кое о чем спросить. Только не обижайтесь на меня. Хорошо?
— Что вы, Степан Антонович! Зачем я буду на вас обижаться! — оживляется Санда Богдановна. Она рада предлогу посидеть у меня еще немножко.
— Мне кажется, Санда Богдановна, что вы могли бы жить намного интереснее, чем вы живете. Ну скажите, что вы любите, что вас радует в жизни?
Радует? Санда Богдановна задумывается.
Может быть, в эту минуту перед ней, будто озаренная светом молнии, промелькнула вся ее жизнь, где не было и намека на счастье.
— Меня вот, например, — говорю я, помолчав, — радует, что скоро в нашем колхозе будет электростанция, что Горця стал хорошим учеником, что школа наша работает лучше…
Камило Хосе Села – один из самых знаменитых писателей современной Испании (род. в 1916 г.). Автор многочисленных романов («Семья Паскуаля Дуарте», «Улей», «Сан Камило, 1936», «Мазурка для двух покойников», «Христос против Аризоны» и др.), рассказов (популярные сборники: «Облака, что проплывают», «Галисиец и его квадрилья», «Новый раек дона Кристобито»), социально-бытовых зарисовок, эссе, стихов и даже словарных трудов; лауреат Нобелевской премии (1989 г.).Писатель обладает уникальным, своеобразным стилем, получившим название «estilo celiano».
Не только в теннис играют парой. Супружеская измена тоже может стать парной игрой, если в нее захотят сыграть.
Сборник Хемингуэя "Мужчины без женщин" — один из самых ярких опытов великого американского писателя в «малых» формах прозы.Увлекательные сюжетные коллизии и идеальное владение словом в рассказах соседствуют с дерзкими для 1920-х годов модернестическими приемами. Лучшие из произведений, вошедших в книгу, продолжают биографию Ника Адамса, своебразного альтер эго самого писателя и главного героя не менее знаменитого сборника "В наше время".
«Грустное и солнечное» творчество американского писателя Уильяма Сарояна хорошо известно читателям по его знаменитым романам «Человеческая комедия», «Приключения Весли Джексона» и пьесам «В горах мое сердце…» и «Путь вашей жизни». Однако в полной мере самобытный, искрящийся талант писателя раскрылся в его коронном жанре – жанре рассказа. Свой путь в литературе Сароян начал именно как рассказчик и всегда отдавал этому жанру явное предпочтение: «Жизнь неисчерпаема, а для писателя самой неисчерпаемой формой является рассказ».В настоящее издание вошли более сорока ранее не публиковавшихся на русском языке рассказов из сборников «Отважный юноша на летящей трапеции» (1934), «Вдох и выдох» (1936), «48 рассказов Сарояна» (1942), «Весь свят и сами небеса» (1956) и других.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
`Я вошел в литературу, как метеор`, – шутливо говорил Мопассан. Действительно, он стал знаменитостью на другой день после опубликования `Пышки` – подлинного шедевра малого литературного жанра. Тема любви – во всем ее многообразии – стала основной в творчестве Мопассана. .