Во Флоренах - [53]
Я обещаю им подумать об этом. И они уходят благодарные.
Завтра на сборе отряда седьмого класса Санду будут принимать в пионеры. Не стоит сейчас разговаривать с ним о возвращении к родителям. Подождем еще немного.
Сбор отряда происходит после шестого урока. Открывает его Филипаш Цуркан, председатель.
— Сегодня, ребята, — откашливается он, как солидный оратор, — нам нужно проанализировать… — Он смотрит на меня, краснеет и, подумав, поправляет себя, — нам нужно разобрать два вопроса. Первый — о том, что у нас, в седьмом классе, есть еще много учеников с тройками. Разве мы, пионеры-отличники, не можем им помочь?
Мне становится не по себе. Ведь еще месяц назад Филипаш предложил организовать помощь ученикам, получающим тройки. Я поговорил тогда с Владимиром Ивановичем, и мы оба об этом забыли. Переглядываюсь с завучем, также присутствующим на сборе. Он смущенно почесывает указательным пальцем бородку. Видно, тоже чувствует себя виноватым. Да, товарищ завуч, а мы еще директора упрекаем, что он недостаточно заботится о школе.
У нас, конечно, было много других дел: партийная школа, электростанция, история с Санду… Впрочем, всегда можно найти для себя оправдание, если ищешь его. Никак не реагировать на хорошую детскую инициативу, забыть о ней… Это уж просто непростительно для педагога.
И Михаил Яковлевич хорош! Только на днях сказал мне о сборе отряда. А о чем будут говорить на этом сборе — ни слова. Я, правда, и не спрашивал. Тем серьезнее моя вина. Какой из тебя классный руководитель, Степан Антонович, если ты даже не интересуешься, что будут обсуждать на сборе пионеры твоего класса! Мне просто стыдно перед Филипашем.
После Филипаша берет слово Горця. Он сидит рядом с Санду. Мальчики теперь неразлучны. Горця гордится тем, что Санду поселился именно у них, что из всей школы он выбрал его. Правда, они родственники. Но дело ведь не в этом.
Горця во всем опекает Санду. И теперь он говорит:
— Я, ребята, беру на себя Санду. Чтобы он кончил школу на четверки и пятерки.
— А как будет с Григорашем Штефэнукэ? Ведь ты с ним занимался, спрашиваю я.
— К Григорашу прикрепите меня, — поднимает руку Арсене Мошняг.
— А меня к Василикэ.
— Василикэ не нуждается в твоей помощи!
— Он и сам хорошо учится!
Председательствует на сборе Марица Курекь:
— Тише, ребята, — стучит она карандашом по столу. Не говорите все сразу! Даже записать не даете. Я беру на себя помочь Варуне. Но у меня есть еще одно предложение. Давайте помогать и ученикам пятого и шестого классов. А они пусть помогают младшим. Тогда вся наша школа будет хорошо учиться.
Это предложение горячо одобряет Владимир Иванович.
— Ты хорошо сказала, Марица, — говорит он, поднимаясь с места. Чудесная мысль! Седьмой класс, как самый старший, должен заботиться о всей школе. И мы, учителя, вам поможем. Мы будем давать указания отличникам, как им нужно заниматься со своими товарищами. — После некоторого раздумья Владимир Иванович делает энергичный жест обеими руками, как бы заканчивая этим свою мысль: — Мы организуем для отличников своего рода семинар.
Семинар? Это что-то новое. Мне нравится идея Владимира Ивановича. Он тут же объясняет детям, что подразумевает под этим словом. Пионеры воодушевлены обещанием завуча. Шутка ли, у них будет семинар, как у взрослых!
— Теперь мы должны принять в пионеры Санду Нику, — говорит Филипаш. — Иди сюда, Санду!
Санду подходит к столу. Становится лицом к собранию. Щеки у него порозовели от волнения, голубые глаза смотрят смущенно.
— Сколько тебе лет? — спрашивает его Арсене Мошняг, встав с места.
— Тринадцать, — тихо отвечает Санду, как бы стыдясь своего возраста. — Тринадцать лет и семь месяцев.
— Ого! — восклицает Арсене. — Такой большой — и в пионеры!.. Тебе уже в комсомол пора!
— В комсомол моложе четырнадцати не принимают, — разъясняет Филипаш серьезным, учительским тоном. — Мы еще все не доросли до комсомола. Для комсомола…
Но тут Горця срывается с места и, не прося слова, прерывает Филипаша.
— Большой, говоришь? — с возмущением набрасывается Горця на Арсене. — Санду виноват, что ли, что до сих пор не стал пионером? Была бы у тебя такая мачеха, как Кланца… Посмотрели бы тогда, какой ты умный! Принять Санду в пионеры, и все!
— Принять! Принять! — кричат ребята.
…Санду стоит лицом к притихшему собранию и говорит, громко и торжественно отчеканивая каждое слово:
— Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей, торжественно обещаю быть верным заветам Ленина, твердо стоять за дело нашей Коммунистической партии, за победу коммунизма. Обещаю жить и учиться так, чтобы стать достойным гражданином своей Советской Родины.
Михаил Яковлевич поднимает правую руку в салюте:
— Пионер! К борьбе за дело Ленина-Сталина будь готов!
— Всегда готов! — торжественно отвечает Санду.
Горця повязывает ему на шею красный галстук.
Мальчики снова садятся рядом за парту. Санда Богдановна сидит позади них. Она протягивает руку и гладит Санду по голове. На глазах у нее слезы.
А мне всегда казалось, что эта женщина черства по природе.
Если вам некогда…
Некоторое время Саеджиу что-то совсем не видно, словно его нет в селе. Он знает только одно: контору колхоза. Работает много и сосредоточенно. Даже к Андрею Михайловичу не заходит. А мне бы хотелось с ним встретиться. Посмотреть ему в глаза. Ты мне подозрителен, дорогой Саеджиу, не верю я тебе.
Камило Хосе Села – один из самых знаменитых писателей современной Испании (род. в 1916 г.). Автор многочисленных романов («Семья Паскуаля Дуарте», «Улей», «Сан Камило, 1936», «Мазурка для двух покойников», «Христос против Аризоны» и др.), рассказов (популярные сборники: «Облака, что проплывают», «Галисиец и его квадрилья», «Новый раек дона Кристобито»), социально-бытовых зарисовок, эссе, стихов и даже словарных трудов; лауреат Нобелевской премии (1989 г.).Писатель обладает уникальным, своеобразным стилем, получившим название «estilo celiano».
Не только в теннис играют парой. Супружеская измена тоже может стать парной игрой, если в нее захотят сыграть.
Сборник Хемингуэя "Мужчины без женщин" — один из самых ярких опытов великого американского писателя в «малых» формах прозы.Увлекательные сюжетные коллизии и идеальное владение словом в рассказах соседствуют с дерзкими для 1920-х годов модернестическими приемами. Лучшие из произведений, вошедших в книгу, продолжают биографию Ника Адамса, своебразного альтер эго самого писателя и главного героя не менее знаменитого сборника "В наше время".
«Грустное и солнечное» творчество американского писателя Уильяма Сарояна хорошо известно читателям по его знаменитым романам «Человеческая комедия», «Приключения Весли Джексона» и пьесам «В горах мое сердце…» и «Путь вашей жизни». Однако в полной мере самобытный, искрящийся талант писателя раскрылся в его коронном жанре – жанре рассказа. Свой путь в литературе Сароян начал именно как рассказчик и всегда отдавал этому жанру явное предпочтение: «Жизнь неисчерпаема, а для писателя самой неисчерпаемой формой является рассказ».В настоящее издание вошли более сорока ранее не публиковавшихся на русском языке рассказов из сборников «Отважный юноша на летящей трапеции» (1934), «Вдох и выдох» (1936), «48 рассказов Сарояна» (1942), «Весь свят и сами небеса» (1956) и других.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
`Я вошел в литературу, как метеор`, – шутливо говорил Мопассан. Действительно, он стал знаменитостью на другой день после опубликования `Пышки` – подлинного шедевра малого литературного жанра. Тема любви – во всем ее многообразии – стала основной в творчестве Мопассана. .