Во Флоренах - [40]

У Марии Ауреловны дрожит голос. Преодолевая себя, она гордо поднимает голову:

— Вы поете, Степан Антонович?

Не дожидаясь моего ответа, Мария Ауреловна начинает:

«Днестр, на твоем берегу…»

Воспользовавшись этим поводом, Мика Николаевна ловким движением отбрасывает от себя руки директора. Она быстро подходит к нам и своим звонким голосом подхватывает песню.

Около полуночи я провожаю ее домой. Она молчит, видно, чувствует себя неловко.

— Зачем вы пошли к ним? — спрашиваю я ее. — Ведь вы знаете Андрея Михайловича!..

— Мария Ауреловна пригласила меня. Я думала, что он не позволит себе…

Помолчав немного, я говорю:

— Простите, Мика Николаевна, а как у вас… с Михаилом Яковлевичем? — И тут же раскаиваюсь: она может обидеться на меня. Кто я для нее, чтобы она делилась со мной? Но Мика Николаевна принимает мой вопрос, как вполне естественный.

— Сама не знаю, Степан Антонович. Миша парень хороший, симпатичный, прекрасный друг. Но он еще ребенок…

— А вы можете помочь ему стать зрелым человеком.

— Вы думаете? — спрашивает она серьезно.

Сегодня в деревне только об одном и говорят: приехал новый инженер!

— Сам товарищ Иванов его привез.

— Он уже работает на Рукаве.

И колхозники идут туда толпами.

— Что это за Рукав? — спрашиваю я Оню Патриники.

— Как? — удивляется он. — Вы не знаете, Степан Антонович?!

Старые люди говорят, что когда-то часть воды Реута протекала по огибавшей село котловине, которую называют Рукавом. Они еще от своих дедов это слышали. Рукав начинается у горы и возле поймы подходит к самому Реуту.

Мне тоже хочется узнать заключение инженера. Сразу после уроков отправляюсь к Рукаву. Здесь собрались сотни людей, и народ все прибывает. Как вода после дождя стекает в реку, так сюда устремляются жители со всех кондов села. Я с трудом пробиваюсь сквозь толпу. Инженер держит толстую тетрадь в синей клеенчатой обложке и что-то записывает. Рядом стоит Иванов. Он сразу замечает меня.

— A-а, Степан Антонович…

— Что говорит инженер? — спрашиваю я его.

— Все хорошо! — отвечает Иванов с жаром. — Копать придется, но немного. Вы посмотрите только, какой энтузиазм!

Иванов делает жест, как будто хочет сразу обнять всех собравшихся здесь людей, которые, затаив дыхание, следят за каждым движением инженера и с трепетом ожидают, что он скажет.

Неподалеку стоит Михаил Яковлевич. Он зовет меня к себе.

— В чем дело? Что случилось? — мне не хочется уходить от Иванова. Я еще ничего толком не разузнал.

— Степан Антонович, знаете, что предлагает Мика Николаевна?

— Что предлагает Мика Николаевна? — спрашиваю я в тон ему.

— Чтобы мы не ждали, пока будет готов проект, а с завтрашнего дня начали очищать котловину от тины.

Глаза у Михаила Яковлевича радостно блестят. Да, сегодня же ночью мы поднимем на ноги все село. Кто «мы»? Как кто? Комсомольская организация. Сам товарищ Иванов дал комсомольцам это задание. И товарищ Бурлаку поможет. Так было решено вчера на собрании актива сельсовета.

Михаил Яковлевич рассказывает все это мне быстро и возбужденно.

— А где Мика Николаевна? — спрашиваю я.

— Вон там, — показывает он рукой на берег реки, — она и Андриеску. Беседуют с комсомольцами.

Я подхожу к ним.

— Ты, Ионел, — говорит Андриеску, записывая что-то в свой блокнот, — пойдешь от мельницы до Хауки и всем объявишь. Обойдешь весь участок по направлению к Царалунге, из дома в дом. И это будет твоя бригада. А ты, Ваня, от Хауки до моста…

— Пошлите туда меня, — говорит Мика Николаевна. — Я живу поблизости и знаю там людей.

Жеребенок еще на свет не появился, — а они уже готовят ему узду. Ведь проекта еще нет!

— Но откуда вы знаете, с чего начать? — спрашиваю я Андриеску.

— Знаем, Степан Антонович. Вчера вечером на собрании инженер нам все растолковал. Теперь надо обсудить решение актива: работать десять дней на народной стройке, отказавшись от платы за трудодни…

На рассвете я прихожу в третью бригаду. Двор уже полон народу. Одни запрягают лошадей, другие выводят телеги из-под навеса. Десятки людей с лопатами на плечах ждут подвод и грузовиков, чтобы отправиться к Рукаву.

Вот один грузовик выезжает из гаража и задерживается около ворот, где собралась толпа молодежи. Андриеску высовывает голову из кабины.

— Первая группа — двадцать четыре человека — залезайте! У всех есть лопаты? — спрашивает он.

— У всех, у всех, — девушки и парни с шумом и смехом забираются в машину.

В кузове стоит уже Михаил Яковлевич. Он без шапки, его курчавые волосы развеваются по ветру. Галстук отлетел в сторону. Михаил Яковлевич дирижирует руками:

Широка страна моя родная …

К нему присоединяется дружный хор голосов:

Много в ней лесов, полей и рек…

— Вторая группа, — кричит Андриеску, — не расходиться! Я сейчас вернусь за вами.

Машина трогается с места. От толчка Михаил Яковлевич приседает, но тут же выпрямляется. Он машет мне рукой: «будьте здоровы» и кричит:

— На урок не опоздаю, будьте покойны!..

Немного позже приходит Мика Николаевна, и мы вместе направляемся в правление колхоза, где собирается бригада Они Патриники.

На пороге конторы появляется Штефэнукэ. Усталый, с непокрытой головой, он окидывает взглядом двор и кричит:

— Оня, твоя бригада готова?