Во дворце марсианских царей - [8]

— Но ты была одной их лучших. Это знают все. Ты по-прежнему не считаешь, что могла бы это сделать?

Она воздела руки вверх.

— Как мне тебе объяснить? Этот аппарат не похож ни на что, на чем летала я. С тем же успехом ты…

Она поискала сравнение, пытаясь вызвать его из воздуха движением рук.

— Послушай. Означает ли то, что кто-нибудь умеет летать на бипланах — даже если это лучший пилот из когда либо летавших на них — означает ли это что он годится для того, чтобы управлять вертолетом?

— Не знаю.

— Не годится. Поверь мне.

— Хорошо. Но факт остается фактом, что ты самый подходящий человек на Марсе, чтобы управлять «Подкейн». Я думаю, тебе следует поразмыслить над этим, когда ты будешь решать, что мы должны делать. — Он умолк, боясь что будет выглядеть так, что он давит на нее.

Она прищурила глаза и уставилась в никуда.

— Я подумала об этом. — Она долго выжидала. — Я думаю, что если попытаюсь управлять им, шансы против нас равны тысяче к одному. Но если нам понадобится, я сделаю это. А вот твоя работа: покажи мне, что у нас есть шанс получше этого. А если не сможешь, дай мне знать.

Через три недели каньон Тарсис превратился в детскую игровую площадку. Крофорд не мог придумать лучшего описания. Каждый из пластмассовых шипов расцвел в причудливую ветряную мельницу, и среди них не было двух похожих. Были крохотные — не выше десяти сантиметров в высоту, с лопастями, параллельными поверхности. Были вышки из паутины пластиковых распорок — они были бы уместны на канзасской ферме. Некоторые из них в высоту достигали пяти метров. Были они самых разных цветов и различных форм, но лопасти у всех были покрыты прозрачной пленкой, похожей на целлофан, и все они вращались под крепким марсианским ветром, образуя размытые цветные пятна. Крофорд подумал об индустриальном парке, построенном гномами. Он чуть ли не видел их, не спеша расхаживающих среди вращающихся крыльев.

Сон, как могла, разобрала одну из них на части. Она все еще, не веря себе, покачивала головой. Ей не удалось вырыть ее длинный, покрытый оболочкой корень, но она могла предположить, какой он длины: он доходил до слоя вечной мерзлоты, находившегося на глубине в двадцать метров.

Почва между ветряными мельницами была покрыта мерцающим пластиком. Это была вторая часть хитроумного ответа растений на вопрос, как выжить на Марсе. Ветряные мельницы использовали энергию ветра, а это пластиковое покрытие в действительности состояло из двух слоев, в пространстве между которыми циркулировала вода. Солнце нагревало ее, а затем она перекачивалась к слою вечной мерзлоты, понемногу расплавляя его.

— В нашей картине все еще чего-то не хватает, — сказала Сон в предыдущий вечер, когда она вкратце рассказала о том, что ей удалось обнаружить. — Марти не смог найти механизм, который позволил бы этим штукам развиваться, перерабатывая песок и камни и превращая их в нечто, похожее на пластик. Так что мы предполагаем, что там внизу имеются запасы чего-то вроде сырой нефти, возможно, замерзшей в смеси с водой.

— А откуда та могла бы взяться? — спросила Лэнг.

— Ты слышала о теории, что на Марсе долгие времена года? Так вот, отчасти это больше чем теория. Сочетание угла наклона, цикла прецессии и эксцентриситета орбиты Марса приводит к тому, что сезонные изменения длятся примерно двенадцать тысяч лет. Мы попали в середину зимы, хотя, говоря формально, приземлились «летом». Теоретики предполагали, что если бы на Марсе и была жизнь, ей пришлось бы приспособиться к этим долгим циклам. В течение холодного периода — когда на полюсах замерзает вода и двуокись углерода, она зимует в виде спор, а затем, когда лед тает и могут начаться биологические процессы, начинает развиваться. Мы, похоже, обманули эти растения; когда вокруг лагеря увеличилось содержание водяного пара, они подумали, что настало лето.

— А что это насчет сырой нефти? — спросил Рэлстон. Он не до конца поверил в эту часть разработанной ими модели. Он был химиком-аналитиком, специалистом по неорганике. Способ, каким растения вырабатывали пластик: без высокой температуры, лишь с помощью катализаторов, вызывал у него недоумение и настороженность. Он хотел бы, чтобы эти сумасшедшие ветряные мельницы исчезли.

— Я думаю, что могу ответить на этот вопрос, — сказала Мак-Киллиан. — Эти организмы едва способны выжить даже в лучшие времена. Те, которым это удалось, ничего понапрасну не тратят. Резонно предположить, что если и были древние запасы сырой нефти, они истощились бы лишь за несколько таких циклов. Значит, то, что мы считаем сырой нефтью, в действительности несколько иное. Должно быть, это остатки предыдущих поколений этих растений.

— Но каким образом эти остатки попадают на такую большую глубину? — спросил Рэлстон. — Следовало бы ожидать, что они окажутся наверху. Ветры не могли бы похоронить их так глубоко лишь за двенадцать тысяч лет.

— Ты прав, — сказала Мак-Киллиан. — Я и в самом деле не знаю. Но у меня есть теория на это счет. Поскольку эти растения не теряют ничего, почему бы им не сохранить свои тела после смерти? Они вырастают из почвы; почему бы им не спрятаться туда, когда условия снова становятся суровыми? При этом они оставляют после себя споры, рассеянные по всему почвенному слою. Тогда если те из спор, что находятся наверху, унесет ветер или погубит ультрафиолетовое излучение, другие, чуть глубже, при возвращении подходящих условий все же смогут развиваться. Когда они достигнут вечной мерзлоты, то разложатся в органическую жижу, о которой мы говорили, и… ну, это делается несколько сложным, не так ли?