Внутренняя война - [6]

Эми Шимизу поворачивает назад, чтобы идти к своему кабинету, и замечает отражение на стекле: ее прическа чуть растрепалась, выпавшая прядь спускается вдоль затылка и уходит в стоячий воротник блузки. Она в изумлении останавливается: каждое утро она делает неизменные жесты, в неизменном порядке, собирает длинные волосы в прическу и вкалывает цветы. Каждый день она приходит в бюро в неизменном костюме с блузкой, — у нее набор костюмов в разных оттенках серого цвета, и одинаковые пальто прямого покроя с круглым воротником, зимнее — шерстяное, летнее — хлопковое, вроде плаща. Она идет одним и тем же маршрутом, на лестницу всегда сначала ставит правую ногу, в кафе своего предприятия всегда берет дежурное блюдо, использует одинаковые блокноты и черные фломастеры, которые заказывает в канцелярии коробками по десять штук. Ее внешний вид, неизменный и безупречный, внушает уважение и служит надежной броней: за ним невозможно угадать той чувствительной и робкой девушки или доверчивой молодой женщины, которой она была когда-то. Эми Шимизу одета в глухой мундир человека, расставшегося с иллюзиями, и не собирается его снимать.

Она поспешно вытаскивает шпильку из прически, подбирает прядку, скручивает ее и возвращает на место.

Такено

Больше ничто не нарушит бледность Эми Шимизу. Ее лицо словно высечено из белого алебастра, омытого слезами и дождем.

Раньше, по мере того как поезд уносил ее все дальше от стекла и бетона высотных зданий и в окне появлялись — сначала отдельными вкраплениями, после ангаров промзон, а потом по обе стороны железнодорожных путей, в промежутках между станциями — клены, вязы, дубы, березы или каштаны, ее щеки окрашивались непривычным румянцем. Когда она спускалась на платформу, ища глазами подвижный купол ближнего леса, ей казалось, она сейчас взлетит. Она шла к запасному выходу со станции, от которого через сто метров дорожка выводила к широкой поляне, образованной кустами и беспорядочно растущими деревьями, останавливалась, чтобы вдохнуть первые запахи, переходила дорогу осторожно, как пугливая лань, и углублялась в чащу, естественно находя путь там, где другие запутались бы в колючках, избегая цепких стеблей вереска, стараясь не наступить на ростки репейника и паслена, кампанулы и фиалки — весной, боровики и дождевики осенью. Останавливалась на несколько минут погладить кору дерева, увязая в мягкой почве черными ботинками, второпях надетыми при выходе из офиса. Это восстанавливало равновесие, словно выброс эндорфинов тут же заполнял все внутренние пустоты ее жизни, насыщая и укрепляя.

Уже год, как она пожертвовала этим ритуалом, — его вытеснила постоянная спешка. Потеря терзает Эми больше, чем можно вообразить. Ей остро не хватает чистого воздуха, эта нехватка мучила ее все детство, потом отрочество, когда она вдыхала запахи автомастерской: бензина, сварки, выхлопных газов или запахи новенького пластика, синтетического дезодоранта, посредственного кофе. Уши снова наполняются звуками — стук колес на стыках железнодорожных рельсов, шелест резиновых шин по асфальту, резкий клаксон легковой машины, выкрики пешеходов, велосипедистов, водителей, доставщиков, — все это напоминает ей об автомастерской родителей, рычании моторов и грохоте железных ворот, звуках инструментов, которые режут, пилят, шлифуют, стучат, клепают, завинчивают под крики матери — она гонит своих подчиненных на работу так, словно поднимает в штыковую атаку.

Она призывает на помощь редкие образы своей первой поездки в Японии, куда ее взял отец, чтобы познакомить с дедушкой и бабушкой. Она вспоминает, как шла под палящим солнцем по деревенской улице к домику, который казался ей крошечным в сравнении с парижским домом. Она вспоминает, с каким восторгом увидела море в просвете между холмами, и пышные заросли растений бронзово-зеленого цвета, и безмятежность бирюзовой воды. Она помнит, как в тишине подлеска поднималась по ступеням к храму, держа за руку дедушку, и как стыдливо и грациозно сидели женщины на песке под широкими навесами из белой ткани. В то лето в Такено в ее душе возник разлом. Она влюбилась в эту спокойную природу и людей, которые держались сдержанно и с достоинством и смотрели такими же раскосыми глазами, как у нее, — объектом постоянных насмешек с момента поступления в школу. Она умоляла отца задержаться, отложить возвращение во Францию и даже остаться жить там, где она внезапно почувствовала себя дома, на своем месте. Изуру сжал губы так же плотно, как створки ракушек, которые они собирали вместе в уступах камней, чтобы не проронить слова, непонятные для восьмилетней девочки. Он только устало покачал головой и, спрятав досаду, стал снова образцовым отцом, который дает Эми возможность запастись счастливыми воспоминаниями. Несколько недель спустя он сообщит ей о смерти дедушки, а на следующий год — и бабушки. Поездка в Такено стала не только знакомством, но и прощанием.

Эми сорок четыре года. Она давно разобралась в неумолимой логике событий, довлеющих над ее семьей и породивших в ней гнетущее чувство дисгармонии мира. Их механизм был запущен задолго до ее рождения, когда случился резкий разрыв между отцом и его родителями: Изуру покинул офис «Хонды» в Хамамацу и уехал из Японии работать на завод в Бельгии, а потом решил жениться на Соне. Блестящий инженер, которому прочили самые высокие посты в руководстве фирмы, без памяти влюбился — и стал добычей — дочери французского дилера фирмы, который приехал в Алст закупать модели. Стал добычей — именно так считали его родители Иссей и Акико Шимизу. Он служил в государственной больнице, она работала в муниципальной библиотеке Тойоки. Они не приехали на свадьбу и даже отказались знакомиться с невесткой. А Изуру написали письмо со словами: «Ты — кинжал, разрубивший мечту», напомнив о девизе Соитиро Хонда «видеть мечту», который висел на стене в комнате Изуру, когда тот еще был прилежным студентом и блестяще сдавал экзамены. Они не могли понять, что привлекло их сына в Соне. Эта девушка слушала психоделический рок, курила травку и ездила на тяжелых мотоциклах, одинаково ловко управляясь с гитарой, рулем и монтировкой. Она снялась для рекламного плаката «Хонды», сидя верхом на модели СВ 750 Four в коже с ног до головы, она затмила, а вскоре и заменила своего восхищенного отца на посту директора автосалона. Она воплощала собой необоримую энергию, сексуальность, порыв, блеск мечты… Изуру, постигший законы цифр и глубины философии, подкупал ее своей непохожестью, непостижимостью, в нем дышало время вечности. Они казались несовместимы, но выяснилось, что их различия дополняют друг друга. К тому же за несколько месяцев до их знакомства случилась свадьба Йоко Оно и Джона Леннона: этот союз безотчетно стал важным фактором того мощного влечения, которое толкнуло их друг к другу и не ослабевало всю жизнь, опровергнув тем самым пессимистические прогнозы большинства их знакомых.