Внутренний строй литературного произведения - [114]

Исподволь заглядываю в Брюсова (сговорился о небольшой книжке о нем, в которую надеюсь накапать ядовитых капель). А о Блоке даже не думаю здесь, хотя хотелось бы в 66 г. написать о нем авансирующую статью (универсально-фрагментарную) – «Мысли о Блоке».

Жму лапу Вашу крепко.

Д. Максимов.

5 декабря 1965 г.

Спасибо Вам, дорогая, за письмо, в которое мне хочется верить. Оно мне нужно и днем, и особенно по ночам, которые становятся у меня все темней, бессонней и угрюмей. Помните, «Что думает старушка, когда ей не спится»?

Дни бегут с бешеной скоростью. Ничего не успеваешь. Даже та блоковская статья, о которой я писал, совсем недоработана. А тут нужно разглаживать книжонку о Брюсове и включаться в подготовку 2-го блоковского сборника. Кстати, написали бы Вы статейку страниц на 6 (типографских) о Блоке и Баратынском. И для сборника, и для конференции в Калуге, где мы с Вами встретимся в феврале или марте.

На днях был в мемориальном шекспировском театре на «Макбете», поставленном очень интересно. На фоне дикого первобытного кровавого тумана (XI век) с героями в полушкурах, с грубо-скованными мечами – так, что все это казалось какой-то мрачной первомоделью нашего мира…

Крепко жму Вашу руку.

Ваш Д. Максимов.

8 ноября 1967 г.

Дорогая Инночка! Вы чувствуете, как неотвратимо вянет, хиреет наша переписка? Вы подолгу не отвечаете, да и я не сразу (за Вами пошел или сам). Конечно, «объективные обстоятельства». Но ведь сопротивление им – мера всего, в человеке сидящего.

Я посылал Вам стихи, думая, что они вроде мостков между нами, а они как-то пролетают около Вас по касательной. Не рад я, что Вы воспринимаете их как уединенные. Если это действительно лирика, то она не уединенна изнутри, а мои как будто и извне (по темам) направлены в мир.

Пожалуй, не пошлю больше, когда будут. Не от «обиды», а п. ч. этот мостик плохо работает (возможно по моей вине).

Рад, что у Вас хорошо идут лекции, и очень верю в это. (Я сам так и не занялся усовершенствованием своих.)

Статья Ваша пойдет в № 1 «Русской литературы». Кстати, у меня сейчас один человек из Лондонского университета с диссертацией о Баратынском.

А в Коломну поеду или нет – еще не знаю. Мою работу о Блоке (3 п. л.) негде напечатать, а она для меня гораздо важнее всех предшествующих. Читать ее в Коломне, т. е. раздарить без перспективы на печать, – не хочу. Может, поеду просто гостем? А темы у них из опоязовского репертуара (все «об анакрузах») на радость Бухштабу и Лидии Яковлевне. Конечно, полезно и цивилизованно, но я это сейчас не очень ем, хотя в общем поощряю.

Да, о лекциях во Владимире… Может быть, когда-нибудь… И вообще хотелось бы съездить в Ваши места, но не теперь, когда работается, а этому конца не видно. Вот, может, Вы соберетесь?

Желаю сил для хорошей работы – ведь Ваше будущее, действительно наступило.

Ваш Д. Максимов.

Вскрыл конверт, чтобы дописать о стихах – себе. (Придется ли еще?) Вы меня неправильно понимаете, если думаете, что «тяжелое» и «мрачное» в стихах – не мое главное или менее важно, чем другое. Когда наедине с собой – такой я есть и «поется», видимо, главным образом это. Кушайте таким или не кушайте. Видимо, большинству (да и Вам, вероятно, какой я Вас представляю) такое не близко или совсем чуждо…Это Вы прислали портрет Пастернака? Спасибо!

В № 12 «Звезды» будет моя публикация Ахматовой и мемуарное послесловие (мое). Посмотрите!

14 марта 1968 г.

Дорогая Инночка! Пишу Вам кратко по уважительным причинам. Я – в больнице, и притом в желтом доме (институт им. Бехтерева). Но пока я еще не кричу петухом и не называю себя, как Батюшков, Богом Саваофом. Это – просто терапевтическое лечение от разбитого любовью сердца и прочего в этом роде (на медицинские темы писать не люблю). Мне прописан ряд лекарств и сверх того Ваши письма целящего содержания. Я – бедный и больной из желтого дома, а потому имею право даже не отвечать, а просто принимать письма. И ничего не скажете.

Впрочем, меня сегодня отпустили читать доклад в Доме ученых об Ахматовой (2-я годовщина ее смерти). И я только что вернулся.

Будьте умной и удачливой. Возьмите нас на лето в Суздаль. Помните!

Ваш Д. Максимов.

На улице по-мартовски капает, и я брожу между желтыми домиками больницы по хлюпающим дорожкам.

5 июня 1971 г. Комарово

Спасибо, Инночка, за письмо и дубликат ваковской бумажки.

Разделяю Ваше лютование ко всему, что мешает работе «для себя». Я тоже по этому поводу зверствую – готов кусать ножки от стульев. Ведь проклятое время идет и уходит, а университет все сосет кровь и скоро всю высосет. Остаются только летние месяцы, но это слишком скудно.

В Ереване было очень хорошо – интересно и питательно (по-человечески и гастрономически). Я даже не представлял возможности такого исступленно-фанатического гостеприимства.

Сейчас я в Комарове, но и здесь университетствую.

В Переделкино будем с 15 июля. Конечно, мой переделкинский подъемный мост для Вас будет спущен.

Желаю Вам отдыха, тепла, лета.

Ваш Д. Максимов.

4 декабря 1973 г.

Дорогая Инночка, первая фраза Вашего письма – жульническая. Не два месяца Вы молчите, как об этом написали, а несравненно больше! Впрочем, в жульстве тоже заключается иногда своя совесть, и я хочу считать, что Ваши фантастические «два месяца» продиктованы Вам совестью: невозможностью назвать реальное время…