Внутренний рассказчик. Как наука о мозге помогает сочинять захватывающие истории - [77]

Шрифт
Интервал

его от того, чего он больше всего боялся. Вместе с тем это открытие позволило нам по-новому взглянуть на момент зажигания в «Крестном отце»: выстрел в Вито стал для Майкла первым доказательством того, что его теория управления не работает. Он может не ввязываться в семейные дела, но боли и страдания от гибели близких ему все равно не избежать.

И затем, в третьем акте, он полностью отказывается от своей теории управления, совершая двойное убийство. Каков же результат всего этого? Защита, которую ему предоставляла его теория, исчезла. Убийство Майклом полицейского начальника пролило свет на делишки всех семейных банд Нью-Йорка и превратило их жизнь в ад. В полном составе они объединились против семьи Корлеоне, стремясь отомстить им. Загремели выстрелы. Всё потонуло в хаосе. В четвертом акте люди, которых Майкл горячо любил, включая его старшего брата Сонни, погибают.

Так вторая половина сюжета во многих пятиактных историях испытывает серьезность намерений протагониста измениться. Все страхи, прежде удерживавшие его от превращения в другого человека, теперь стали реальностью. Все его кошмары обрушились на него. Этот монументальный драматический сдвиг в момент, когда аудитория неспособна спокойно усидеть на месте, мне кажется, и есть тот плод инженерного гения, что обеспечивает пятиактной структуре ее непревзойденную популярность на протяжении уже более чем двух тысяч лет.

Чтобы убедиться, что мы все усвоили, давайте одним глазком взглянем на еще один уже хорошо знакомый нам пример и воскресим в памяти расширенную версию святого несовершенства, которым мы наградили Стивенса из «Остатка дня»: «Если я не буду эмоционально сдержан, то не добьюсь того уважения, которое имел мой богоподобный отец». Добавив это дополнительное условие, мы предоставили ключ к разгадке глубинных страхов Стивенса и указали на ситуацию, стремление избежать которой предопределило взрослую жизнь и личность Стивенса.

Автор романа Кадзуо Исигуро решил расположить преображение Стивенса в последнем абзаце, а не в середине произведения. Это дает нам возможность (приносим Исигуро наши искренние извинения) составить очень приблизительный набросок того, как могли бы выглядеть третий и четвертый акты, если бы он решил прибегнуть к стандартной пятиактной модели:

После того как Стивенс осознаёт, что эмоциональное тепло является ключом к человеческому счастью, он возвращается в дом мисс Кентон. Мы наблюдаем, как он боязливо, словно неопытный юнец, экспериментирует со своей эмоциональностью. Мисс Кентон с опаской соглашается вернуться с ним в Дарлингтон-Холл.

В Дарлингтон-Холле Стивенс и мисс Кентон сближаются. Она нежно касается его руки. Испытывающий головокружение от восторга Стивенс перебарщивает с эмоциональным теплом и неуклюже «подтрунивает» над своим новым боссом, мистером Фаррадеем, в присутствии важных гостей, которые не могут скрыть своего потрясения и смущения. Фаррадей чувствует себя униженным. Он отчитывает Стивенса на глазах у персонала и гостей. Стивенс отбивается. Они спорят. Мисс Кентон потрясена. Где же тот достойный и уважаемый человек, в которого она влюбилась?

Стивенс уволен и вынужден незамедлительно покинуть Дарлингтон-Холл. Мисс Кентон получает его должность. Она больше не хочет иметь с ним ничего общего. Наш протагонист потерял всё, к чему когда-либо был неравнодушен. Его репутация разорвана в клочья. Его самые большие жизненные страхи стали реальностью. Цена отказа от его прежней теории управления теперь очевидна. Свяжет ли он свое будущее с новой стратегией эмоционального тепла? Или решит не рисковать и вернется к своему прежнему облику?

В четвертом акте сюжет ведет бой всеми доступными средствами. Протагонист может почувствовать себя жертвой, загнанной в тупик и раздавленной обстоятельствами. Как правило, он начинает сомневаться в мудрости своего решения измениться – сможет ли он выжить, потеряв защиту, которую обеспечивала ему прежняя теория управления? Протагонист переживает момент «души во мраке», и мы можем стать свидетелями размышлений, проливающих свет на его первичную травму. Испытание сюжета может оказаться чересчур жестоким, и протагонист пойдет на попятную, в конце концов оказавшись неспособным заплатить высокую цену перемен.

В «Крестном отце» следствием активного вступления Майкла в мафиозную жизнь становится смерть его брата Сонни, и убитый горем отец Вито прекращает войну, соглашаясь свести соперников со своими судьями и политиками. Власть семьи Корлеоне ослабевает. Вито – больной и раненый старик. Сонни мертв. Майкл – следующий в очереди на престол. Он обещает своей девушке Кей, что в будущем семейный бизнес станет «полностью легальным». Ответ на главный вопрос изменился вновь.

Но затем Вито предупреждает Майкла, что среди них есть предатель – «кто-то, кому он полностью доверяет», – и жизнь Майкла под угрозой. Вито умирает от сердечного приступа. Майкл теперь за главного. Что он будет делать? Какой версией Майкла Корлеоне он предпочтет быть?


Акт пятый

Для того чтобы финал истории вызвал у нас чувство глубокого удовлетворения, ответ на главный вопрос должен быть дан окончательно и бесповоротно. Зачастую это происходит после финальной битвы (глава 4.2) в форме «божественного мгновения» (глава 4.3), когда протагонист восстанавливает контроль над своим внешним миром, сумев наконец совладать с тем, кем он является в своем мире внутреннем. В этот блаженный миг он, подобно богу, полностью контролирует всё и вся. Он принял нового себя и одержал победу.


Еще от автора Уилл Сторр
Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга

Престижное образование. Дорогие автомобили и часы. Спортивные кубки. Международные научные премии. Офис на 50-м этаже. Положение морального светоча. Что общего у этих вещей? Все они символизируют статус, а без него мы не можем представить свое существование. Больше того, без понимания его природы нам не понять и саму жизнь. «Статус» – самая амбициозная книга британского писателя и журналиста, автора бестселлера «Селфи» Уилла Сторра, раскрывающая, как стремление к успеху сформировало человечество. Опираясь на достижения нейробиологов, антропологов и психологов, автор показывает, что именно мы унаследовали от наших предков-приматов, как современное общество стало полем битвы за статус и что нужно делать, чтобы преуспеть в игре в жизнь.


Селфи. Почему мы зациклены на себе и как это на нас влияет

Каждый день с экранов смартфонов на нас льются потоки селфи и мотивационных постов – и сами мы стремимся выглядеть в глазах окружающих идеально. Однако недовольство собой, вечный попутчик перфекционизма, может довести человека до безумия и самоубийства. Как нарциссизм XXI века изменил нашу жизнь и из чего он складывается? В этой книге британский журналист Уилл Сторр отправляется в длинное путешествие, чтобы найти ответы на эти вопросы. Автор пробует жить в монастыре, берет интервью у стартаперов из Кремниевой долины, влияющих на жизнь миллионов людей, углубляется в биографии Зигмунда Фрейда и Айн Рэнд, а также разоблачает политиков, которые придумали, что высокая самооценка идет нам на пользу.


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.