Внутренний мир - [94]

В то же самое время один из сослуживцев Антона, давний друг семьи, разоткровенничался с ним и признался, что очень несчастен на своей работе, да и дома у него крупные неприятности, о которых Антон даже не подозревал, поэтому был совершенно потрясен и ошеломлен, но постарался утешить друга, как мог. Но вскоре приятель стал сторониться его и под разными предлогами отклонял любые попытки поговорить по душам.

Именно в этот период времени мне довелось много общаться с Антоном и в неформальной обстановке, и на христианских мероприятиях. Мне очень неловко признаваться, но я обнаружил, что каждый раз с надеждой жду, что Антон не придет на очередное собрание, – мне явно не хотелось общаться с этим человеком. Казалось бы, он всегда был на высоте. Как бы плохо ни обстояли дела, он постоянно являл собой положительную картину: трудности – это хорошо,

а радости – просто замечательно! Мне была не по душе эта его веселость. Я постоянно боролся с ощущением, что ей не хватает глубины. Откровенно говоря, мне было просто скучно в обществе Антона.

И вот за сравнительно короткое время три разных человека, независимо друг от друга, предъявили Антону примерно одни и те же претензии. Семейный психолог убедил жену признаться, что ее ужас из-за проблем их сына частично был связан с боязнью, что Антон просто не станет углубляться в проблему и не захочет понять, насколько плохо обстоят дела. Лучший друг сказал, что он не почувствовал с его стороны никакой поддержки, когда поделился с ним своей бедой. И я, в свою очередь, воспользовавшись удобным случаем, сообщил ему, что на наших собраниях он всегда пытается уйти от трудных вопросов.

Я глубоко уважаю Антона. Он очень честный человек и всегда готов встретить трудности лицом к лицу, но, выслушав сразу три похожих замечания, он понял, что в его душе скрыто нечто, мешающее ему нормально общаться с окружающими. Он начал задумываться, что бы это могло быть. Он много и усердно молился, читал Слово Божие, разговаривал с людьми. Он обратил свой взор внутрь себя, чтобы попытаться разглядеть, что же не давало ему с большей теплотой и участием относиться к собственной жене, другу и своему служению.

Следующие несколько месяцев изменили жизнь этого человека. Он начал осознавать свое боязливое желание того, чтобы все у него внутри было хорошо. В детстве у него были, конечно, славные времена – лето, проведенное у бабушки с дедушкой, две недели в лагере, – но большинство его воспоминаний причиняли ему боль. Он отчаянно жаждал, чтобы жизнь была приятной. Он хотел чувствовать защищенность в своем уютном мирке, где бы все люди ладили друг с другом.

Он научился справляться с неудовлетворенными желаниями, никогда не касаясь своих истинных чувств и направляя все силы на то, что у него получалось хорошо. Когда Антону стало ясно, что его манера общения основывалась на том, чтобы не обращать внимания на неприятности и мягко «требовать», чтобы все вокруг были счастливы, он начал видеть, какое давление он все это время оказывал на сына и жену и то, как старательно он избегал проблем в отношениях с другими людьми на работе и в церкви. Когда он сумел распознать в своем поведении проявление защитной реакции, он начал меняться. Он покаялся в своем решении «верить Ассуру», стараясь, чтобы все были счастливы, и стал учиться с большим участием относиться к людям, не требуя от них ответной теплоты.

Он стал поверять жене свои переживания и начал внимательнее прислушиваться к ее. Он честно и откровенно поговорил с сыном об их взаимоотношениях. А когда его друзья начинают делиться с ним своими трудностями, он больше не перебивает их мудрыми словами о надежде на светлое будущее, но дает им возможность излить перед ним душу. На церковных собраниях он стал позволять себе напрямую высказывать недовольство по тем или иным вопросам. Он внес значительные изменения в свое поведение, потому что понял, как глупа была та схема, по которой он действовал, и как тщетны были попытки защитить себя от болезненного разочарования.

Несколько месяцев спустя после описанных выше событий в кругу близких друзей Антон с воодушевлением рассказывал о том, какие потрясающие перемены происходят в его взаимоотношениях с членами семьи и с окружающими. Когда он закончил, кто-то заметил: «Антон, я действительно считаю, что в тебе произошли удивительные перемены, и я славлю за это Бога. Я увидел и ощутил их. Но я нахожусь в некотором замешательстве. Не знаю почему, но я никак не могу отделаться от какого-то неприятного ощущения, которое мешает мне радоваться за тебя всем сердцем. Мне кажется, твоя склонность подчеркивать положительную сторону вещей все еще не позволяет тебе быть до конца искренним». Остальные присутствующие с этим замечанием согласились.

За этим последовало бурное и продолжительное обсуждение, которое главным образом касалось двух вопросов. Во-первых, Антон осознал, что чувствовал себя совершенно беспомощным рядом с матерью, которая нещадно подавляла его. Он помнил, какое бессилие он ощущал, не имея возможности что-либо изменить в той ужасной семейной обстановке своего детства. Он понял, что чувствовал себя несостоятельным как мужчина.