Внутренний мир - [50]

Если бы вы расспросили друзей Марии, они наверняка описали бы ее как старательную, серьезную, деловую и способную девушку. Слова «мягкая», «женственная» или «любящая» не пришли бы им на ум.

Она записалась ко мне на прием, чтобы обсудить смутное чувство подавленности и потерю интереса к жизни, которые ощущала с недавних пор и которые никак не могла объяснить. Она была весьма обеспокоена своим растущим безразличием к церковной работе, от которого ей не удавалось избавиться ни с помощью усердной молитвы, ни с помощью обновления своего решения следовать за Христом и нести свое служение. При нашей первой встрече я ощутил в ней наряду с ее деловитостью и осмотрительностью легкую испуганность. Эта испуганность меня и заинтересовала.

Работая с людьми, я всегда обращаю внимание на то, как они воздействуют на меня, какие ответные чувства вызывает во мне их манера поведения: желание держать дистанцию, вести поверхностную светскую беседу или, наоборот, сильнейшее желание помочь и поддержать. Тяжело ли мне подыскать для них верный совет, или при разговоре с ними я чувствую себя мудрецом, изрекающим глубокомысленные суждения перед внимательным учеником? Все люди мечтают иметь близкого человека, ибо таковыми уж нас создал Господь, поэтому именно этими мечтами, именно этой жаждой и обуславливается наша манера общения друг с другом. Поскольку мы знаем, что доверие и близость могут приносить страдания, мы стараемся защитить себя от возможных разочарований, избирая такой стиль поведения, который держит людей на безопасном для нас расстоянии.

Имея это в виду, я стараюсь обнаружить то, каким образом люди пытаются манипулировать мной и моими реакциями при беседе с ними. Я стараюсь понять, к чему меня располагает их манера общения. Велика вероятность, что их поведение заставит меня делать как раз то, что необходимо им для самозащиты. Некоторые люди вынуждают меня шутить – серьезное замечание кажется совершенно неуместным. Другие, напротив, располагают к глубоким философствованиям – простой совет быть более ответственными прозвучал бы банально. Мы склонны общаться друг с другом с тайной надеждой сохранить свой душевный комфорт и избежать всякого рода встреч и столкновений, которые кажутся нам опасными. Когда я потом размышляю над собственными реакциями на ваше поведение, я понимаю, что невольно начинаю подыгрывать вам в вашем желании защитить себя, я как бы становлюсь союзником в ваших боевых действиях против жажды вашей души.

В случае с Марией я почувствовал себя как незваный гость. Теплота и участие казались столь же неуместными, как если бы я начал выспрашивать о жене и детях спешащего на работу приятеля, с которым случайно столкнулся в переходе. Я чувствовал, что от меня требуется напряженно обдумать ее проблемы и представить ей на рассмотрение некое замысловатое предположение. Я ощутил, что мне навязывается роль не заботливого душепопечителя, а умудренного консультанта.

Хотя Мария не была мужеподобной ни по облику, ни по манере держаться, мне было трудно представить ее в качестве чьей-нибудь жены. От ее активности и деловитости страдало ее женское начало. Глядя на нее, я бы с большей легкостью представил ее где-нибудь на встрече церковного совета обсуждающей план какого-нибудь мероприятия, нежели на тихом пляже рука об руку с мужчиной. Нет ничего плохого в том, чтобы чувствовать себя на деловом собрании как дома. Но когда люди чувствуют себя не в своей тарелке в близких отношениях, тогда это вызывает тревогу.

По мере того как мы разговаривали, мне стало ясно, что подчеркнутая приветливость Марии имела свою тайную цель. В какой-то момент я признался своей собеседнице, что она кажется мне несколько напуганной своим состоянием подавленности, и какова же была ее реакция? Вместо того чтобы вздохнуть с облегчением и честно признаться, что я прав и ей действительно страшно, Мария согласилась с меткостью моего наблюдения и без лишних разговоров перешла к поиску объяснений для решения данной проблемы. «Да, я на самом деле испытываю некоторый страх. Я думаю, это потому, что я привыкла чувствовать себя компетентной во всем, что я делаю, но сейчас меня попросили взяться за выполнение кое-каких поручений, для которых я не вполне подхожу. Я бы хотела услышать ваше мнение о том, не окажется ли этот орешек мне не по зубам».

Она вынуждала меня рассмотреть ее предположение и представить заключение эксперта, но она не давала мне возможности с сочувствием и пониманием исследовать страхи, терзающие ее женскую душу. Я задавался вопросом, что заставило ее отвергнуть всякие отношения, кроме связанных с церковным служением. Что вызвало в ней, как в женщине, ощущение такой опасности, что она пожелала спрятать мягкие, нежные и чувствительные части своей души за глухой стеной компетентности и преданности делу?

Я понимаю, нет ничего плохого в компетентности или преданности делу или идее, даже наоборот, это весьма похвально. Проблема же заключается в том, какой цели они служат. Я сразу заподозрил, что Мария использует свои природные способности и духовные устремления, чтобы защитить себя от возможной боли, которые могут принести близкие отношения. Если дела обстояли именно так, это означало, что женщина находилась на самой периферии христианской жизни. Она посвятила себя всему: исполнению определенных обязанностей, служению, учению, работе, общению с людьми, но только не искренним и близким отношениям с ними. Она и сама не получала удовольствия от несовершенной, но подлинной любви окружающих ее людей и, что более важно, не отдавала своей любви другим. Ее главной непоколебимой задачей была защита себя самой от страданий и разочарований, причиняемых человеческими отношениями.