Внутренние новеллы - [31]

В кармане дёрнулся телефон. Эсэмэс от D. Поляна накрыта, меня ждёт виски и салат в месте, не затронутом новогодней истерией, где никогда не будет стоять ёлочки, и лишь сегодня, а затем — 6 января на баре появится пара хвойных веток. Экзаменатор замечает и кивает мне, можно идти, оставив зачётку. Сочувствующе киваю в ответ, она переводит взгляд в дымное окно:

— Скажите, пожалуйста, Чжан, чем занимается когнитивная лингвистика? — в голосе слышится надежда, перевод краткой справки по истории когнитивистики был в числе практических заданий для иностранного студента.

— Савлимен-нуае ис-следовалась, — бодро рапортует китаянка и смотрит на преподавателя глазами кролика.

Перед тем как закрыть дверь замечаю: за окном начинается снег.

Татьяна Романова МИГРЕНЬ ВО БЛАГО

Март. Масленица. Мигрень. Боль уже перешагнула пороги терпения. Коварная, по собственной прихоти приходит посреди ночи или днём сжимает голову металлическими тисками или стучит по вискам. Я от неё убегала в сон, в лес, палила по ней таблетками, писала любовные рассказы, иногда ходила тенью на встречи, сидела дома, зарывалась в подушки, выла, ела, пила вино, виски, голодала-вотще. Как солдат Швейк, хотела бы голову засунуть между пружин кровати и застрять так, да нет таких пружин. Измученная недельным сражением всё же решилась поехать навстречу твоему ласковому истосковавшемуся голосу пить вино и есть блины в «Китайском лётчике». Что я знала о тебе? Кроме твоих книг, что мы при первой встрече проговорили как старые знакомые, даже не заметив, что прошло 4 часа, а ещё как-то целый день весело катались на машине по Москве, интригуя любопытных водителей своими ласками на полном ходу; из нашей переписки сложилась целая пьеса. Потом наше свидание всё не складывалось и не складывалось и ты взял, да и примчал на пару часов помочь мне вывозить картины крымского приятеля из галереи и о том, что творится с тобой я поняла по расширившимся спереди штанам, едва наше дыхание коснулось друг друга. И вот наша ещё одна встреча. Я так рада тебя увидеть снова, но как объяснить, что уже сразу думаю о том, сколько выдержу со своей мигренью. Стараюсь держаться весело, хотя и вяло выходит, а от вина ещё и пульс начал бить по ушам. Я рассеянно тебя слушаю, гладя мою рассыпающуюся на кусочки голову, ты объясняешь и рисуешь на салфетке схему написания сценария «американка», и что мы обязательно что-нибудь напишем вместе …

Я нервно: — Пошли, душно!

Ты печально и ласково: — Мы расстаёмся? Ты от меня убегаешь?

— Нет, ты не понял, просто «до — свидания», я падаю, понимаешь, свет не мил.

Ты не веришь, думаешь, что я хочу раствориться и как в виртуальном пространстве соц. сетей удалиться из твоей жизни… И в чём-то ты прав, мой дорогой, только не от тебя я бегу, а от себя.

В гардеробе, увидела себя в зеркало и ужаснулась — лицо мерцает, под удары в висках черты то расплываются, то заостряются. Твои руки легли мне на плечи и отражение в зеркале сразу успокоилось. Ты помог надеть пальто, я боюсь сделать лишнее движение, чтобы боль не вернулась обратно и вот мы ошибочно вдвоём толкаемся в закрытые двери, на несколько секунд я оказалась у тебя в объятьях и чувствую только твои губы, тепло, мир дышит… и снова накрывает темница головокружения, духота. Вырываюсь и выбегаю на спасительный морозный воздух.

— Я тебе надоел? — ты догоняешь и закуриваешь сигарету. Руки дрожат, наверное, от холода.

— Нет, мне плохо, и я совершенно не могу справиться с этим. Вот моя дурацкая реальность!

— Я тебя провожу.

От московских пробок спускаемся в метро. Толчея. Всю дорогу вишу на тебе, поцелуями ты отмечаешь каждую станцию, иногда нас раскачивает и мы весело заваливаемся на пассажиров, ты смущённо извиняешься, покрепче подцепляя меня рукой, снова зависаешь на перекладине, на тебя невозможно разозлиться и мы вызываем только ответные улыбки. Приливы дурноты то отступают, то вновь окунают меня в чёрный тоннель, как тот за стеклом, по которому мчит наш поезд. Твои глаза близко — близко, в них я вижу, как ты мучаешься и пытаешься угадать, почему я ускользаю. Я сейчас ничего и никому не могу объяснить, даже себе, закрываю глаза и ещё крепче прижимаюсь к твоему плечу. «Так хорошо, хорошо, хорошо», — повторяю маленькую мантру под качание поезда.

Бредём в мою машину, брошенную из-за пробок почти около дома. Зажигание, мотор, дыханием согреваем друг друга, молчим, я рассматриваю твою морщинку, которая вдруг залегла между бровей, вижу как ты настраиваешься на слова прощания. Мне звонит сын и сообщает, что хочет остаться у папы (мы давно в разводе), что устал после тренировки, а ехать к нам домой дальше. Боль снова железом прошивает голову. Я пытаюсь поймать лукавые искорки в твоих карих глазах, которые меня обычно так радуют. Ты, наверное, уже очень устал от моего дерганья, ещё от дерганья с твоим сценарием и бесконечных обещаний. Но ты сильный, и вот уже улыбнулся, набрал воздух, чтобы сказать что-то примирительное перед расставанием. Вдруг я представила, как приду одна домой, в тёмную квартиру, неубранную и неуютную из-за моей недельной хандры, едва закрыв дверь, провалюсь в эту мучительную боль навсегда и может быть, даже умру, и так и не открывшись для твоей нежности, любви, теплоты.