Внутренние новеллы - [33]

Мраморный пол ласково холодит ноги. Приятное декабрьское утро, +25 градусов в тени Фикуса Религиозного, растущего у западной стороны ступы.

Говорят, если совершить полную кору, сбудутся все пожелания. Но вот вопрос — что пожелать? Как-то пошло клянчить под деревом просветления мешок денег и мерседес. Об этом, кстати, есть буддистский анекдот: подходит к ламе бизнесмен и просит дать мантру финансового процветания. Лама, не задумываясь, произносит: Ом мани, мани, мани, махамани, кам ту ми фастли сун!

Почему же у меня именно сейчас затык с пожеланиями? Ну, во-первых, чтоб все были счастливы и здоровы. А точнее? Пожелание, оно, говорят, как граната. Должно срабатывать вовремя. А не когда ты подошел посмотреть, отчего не взорвалось.

Какие интересные люди собрались вокруг ступы! Монахи, татуированные текстами сутры. Европейцы с книжками на тибетском языке. Серьезный белый дядька сидит в лотосе, пересыпает рис из подола на дно перевернутой чаши. И стряхивает обратно. Ом мани падме хум. Чтобы все были счастливы и не страдали. И чтобы у нас в подъезде починили наконец домофон. Тьфу ты! Нет, это отменяется. Уже пять кругов нарезал и никакого толка.

Откуда-то возникает уборщица в белом халате. Единственное не благостное существо на всю округу. Яростно машет метлой и кричит по-английски со смешным акцентом. Ее темпераментная речь представляет собой мантру всех уборщиц: ходят тут всякие, цветочки носят, мусорят, а я убирай! Намылились, понимаешь, а я должна горбатиться в сансаре. Хрен вам вместо нирваны!

И ведь так громко кричит в святом месте, а никто не напрягается. Один монах протянул женщине двадцать рупий, так она его послала и метлой замахнулась. Монах смеется.

Еще европейцы. Немецкая пара, он что-то объясняет. Из понятных слов: трансцендентализм. А тот дядька с рисом, похоже, уже того — переродился. На его месте сидит бородатый монах, похожий на одного из семи самураев. Так ведь оно и правда, каждый круг — новое рождение. А я уже десять кругов прошел.

Людей становится больше. Русская речь: люблю с похмелюги у Махабодхи покОрить! Группа английских туристов. Веселый джентльмен интересуется, какого размера ботинки носил Будда? Гид почтительно объясняет, что Будда ходил босиком. Англичане ржут.

Школьников привели на экскурсию. Босые шоколадные ступни шлепают по мрамору. У девочек серебряные кольца на пальчиках ног. Интересно, какого это быть индийской школьницей? Стоп! Как-то смахивает на пожелание. Еще переродишься в штате Бихар! С другой стороны, всяко лучше, чем в Сибири. Декабрь на дворе, а у входа продают букетики лотосов.

Еще один круг. Уборщица не унимается. Может, пожелать ей счастья в личной жизни? Некоторые идут против часовой стрелки. Но всем пофиг. Не водятся тут суровые бабки в черном, которые шугают «неправильно молящихся». Можно даже поспать под фикусом. Вон уже один йогин спекся, похрапывает, привалившись к ограде. Расслабуха. Всю плохую карму взяли на себя федералы с автоматами, которые на двух чек-пойнтах обыскивают входящих, не взирая на лица. Божьих людей тоже шмонают за милую душу.

Двадцатый круг, лист с дерева просветления падает на плечо. Не успев умилиться, получаю оттуда же две птичьих какашки. Всюду жизнь. Идя по кругу, чувствуешь себя бусинкой в четках Шакьямуни. Что может пожелать бусинка? Если честно — есть, пить и курить. Чтобы уличный торговец кривым ножом располовинил кокосовый орех, воткнул трубочку, и ты шел, посасывая прохладную жидкость, от Карма Темпл до Калачакра-Граунд, мимо облепленных мухами попрошаек, которые рождаются и умирают на тротуаре. Да, и сигаретку, местный вонючий Gold Flake, который на родине не стал бы курить даже по приговору народного суда.

Двадцать шестой круг. Желаю, чтобы все! Дорогой Будда, ты лучше нас знаешь, что нам надо. Пусть так и будет! А я пошел туда, где базар, мухи, кокосы, кашмирские шали, рикши и федеральный автозак с надписью Riot control vehicle.

Выходишь из ворот, видишь мелкую лошадь, запряженную в фанерную повозку с надписью indian express, садишься и просишь возницу:

— Гони в сансару!

И вот мы сидим в кафе на окраине святого города Бодх-гая, на столе пиво и густой зеленый напиток бханг-ласси, от которого, как предупредил официант, может случиться внезапное ощущение счастья.

— Индия, — рассуждает Миша. — Форматирует тебя заново. Если ты сможешь уехать отсюда таким же, как был, значит ты пуст, словно выпитый кокосовый орех на помойке жизни.

Он совершает второе кругосветное путешествие. И чем-то похож на джентльмена Филеаса Фогга, только, в отличие от него, никуда не спешит. Говорит, что может задержаться в понравившемся месте на месяц-другой. «It depends only my inspiration».

— Ужасно хочется спросить, — говорю я. — Откуда ты берешь деньги на свои путешествия?

Он не обижается. Похоже, к нему часто пристают с просьбой открыть тайну вольного перемещения по миру.

— В две тысячи десятом я прилетел в Нью-Йорк из Праги. С пятью долларами. Зашел в телефонную будку и стал листать справочник, ища какую-нибудь чешскую забегаловку. И, конечно, нашел. Где-то в Бруклине. Кабачок назывался «Золотой фазан». Скромное местечко в подвале, между магазином «Всё для вуду» и полицейским участком. До вечера было еще далеко, заведение пустовало. Кельнерша налила мне кружку «фазана», и мы болтали о Праге. Потом она спросила, зачем я приехал? К родственникам? Нет, ответил я, у меня тут никого нет. Совсем никого. Туризм? Опять не угадала. Эта пятерка все мое богатство. Она рассмеялась. Ты отчаянный парень! Что ты ищешь? Мне нужна работа, квартира и девушка. Желательно прямо сегодня. Кельнерша снова засмеялась и велела подождать. Я уселся в угол со своей кружкой и чешской газетой. Да, забыл сказать, что английского я тогда не знал. Через два часа приехал босс, пузатый седоусый дядька по имени Ярослав. Мы потрепались о том, о сем, и он предложил мне работу: «ОК, парень! Нужен человек развозить пиво. А в двух кварталах отсюда сдается комната. И еще. Видишь вон ту девушку за столиком возле двери? У нее сейчас никого нет. Действуй!»