Внуки королей - [59]

На крыше Большой мечети в Мопти

Мопти втиснулся между рекой Бани и цепью лагун; для застройки остается мало места. Тем сложнее строительство: как необыкновенное чудо возвышается мечеть из глины над чистой поверхностью лагун; у ее подножия — дома горожан. Мопти словно показывает образцы глиняной архитектуры. Нигде не встречали мы такого сочетания богатства и привлекательности, какое имеют фасады городских домов, таких изящных галерей, воздвигнутых вокруг садов на крышах. Ни одна дорога не приводила нас до сих пор в такой чистый и разностильный городок. Множество рынков, очарование лагун делают картину еще более красочной. Восторженные путешественники из Европы назвали этот город малийской Венецией. Жителей Мопти, которые и понятия не имеют о Венеции, это мало трогает.

С юга дует резкий ветер, он поднимает на Бани зеленоватые волны и украшает их белой короной. На воде качаются узенькие рыбачьи лодки, которые приводят в движение толчками длинных шестов. Когда мы бродили по рынку и проходили мимо гавани, ветер приносил с собой сильный запах рыбы и легкий, как пыль, мельчайший песок. Перед нами — нескончаемая цепь фантастических фигур и красок, пастельно-нежных от пыли. Это базар. Он представляет собой картину из «Тысячи и одной ночи», приправленную запахом рыбы и песком: песок в носу, в глазах, во рту и на шее.

Мопти — центр рыбной торговли

Теперь, в начале февраля, все время говоришь еще о зиме, а здесь все перепуталось: солнце печет жарко, а ветер холодный. Многие мужчины носят бубу из овечьей шерсти или шерстяные одеяла, окутывающие голову и плечи. Часто мы встречаем женщин-фульбе, торговок, в ушах которых висят массивные золотые украшения. Приходится удивляться, как могут столь нежные уши носить такой груз? Но этого бывает недостаточно: сквозь ноздри продето маленькое золотое кольцо, а рот окаймлен синей татуировкой, вытравленной путем длительной и болезненной процедуры. Глаза девушек смотрят на иностранцев кротко и в то же время с любопытством.

Диавара сопровождает нас в этом путешествии по рынку. Он любит людскую сутолоку, рынки — его стихия.

— Здесь центр не только торговли, но и ремесла, — объясняет он и показывает, как из листьев веерообразной пальмы плетут циновки и корзины и тут же продают их; как из волокнистого растения, которое называют «да», вьют канаты и веревки для рыболовных сетей; как коптят, вялят и жарят на огне рыбу, а затем взвешивают, складывают и упаковывают ее для экспорта в Гану и Берег Слоновой Кости. — Рыба Нигера известна в африканском мире, а рыбаки-бозо вовсе не бедные люди, месье, многие имеют в своих лодках-домах ящики, полные золота, они богачи…

— А торговцы бедны?

— Еще богаче. Торговцы и перекупщики. Они имеют грузовики, настоящие автопарки. Но многие просто копят деньги. А деньги должны находиться в обороте, быть постоянно в обиходе.

— Разве они не кладут их в банк?

— В банк — нет. Тут часто действует недоверие, сохранившееся от старых времен. Должны ли они класть свои деньги во Французский банк? Охотнее они закопают их где-нибудь за домом.

Стоило Диаваре сделать лишь три шага, как он останавливается, оглядывается вокруг, наслаждаясь скоплением людей.

— Эй, старик, — зовет он, — а я думал, ты уже под землей.

Диавара представляет нам старого знакомого и друга. Как радуются все вокруг!

Это не Диавара ли, старый плут?

После такого предварительного обмена любезностями следует обстоятельная церемония приветствия. Мы едва продвигаемся вперед.

Неожиданно к нам подходит губернатор — Мамаду Майга. Он искал нас на рынке. Впервые мы встретились с ним вчера вечером: долго ели и болтали. Все стараются освободить место губернатору, и каждый стремится подойти к нему поближе. Многим он дружески протягивает руку — ведь первым среди равных чувствует себя не только президент, — а для Хельги галантно, как рыцарь, выбирает самую красивую и яркую женщину-фульбе, самую нежную девушку, чтобы она могла ее сфотографировать. Как-то в судостроительных мастерских один старый мастер сердито отказался фотографироваться. Губернатор объяснил нам почему. В годы борьбы партия Суданский союз выдвинула лозунг, согласно которому никто не должен позволять европейцам фотографировать себя.

Ведь французские солдаты или чиновники колониальной администрации, намеренно подчеркивая нищету народа, пытались доказать всему миру, что малийцы никогда не смогут самостоятельно управлять своей страной. «Поэтому этот человек поступил правильно, заявив протест». Но затем, повернувшись к рабочему, губернатор сказал: «Ты должен научиться различать, брат, что было необходимо вчера и что уже не нужно сегодня». Он говорил убедительно, добродушно посмеиваясь над мастером. Мали — это прекрасный пример того, как сегодня уже стало возможным то, что вчера еще казалось недопустимым.

У причала на реке Бани пришвартовался белый пароход «Мали». Вечером мы туда переселимся.

Это наши последние часы на узкой полосе земли между рекой и лагунами… Диавара пришел с сообщением: вечером мы будем обедать в гостинице.

— У толстой мадам? — спросил я.

Он кивнул, именно у нее, у той, которую он учил вчера днем. Она непременно постарается показать себя в лучшем свете. У нее есть к тому все основания.