Внук золотого короля - [7]
— Фидишь... нам надо скорей ехать... Заполел твой дедушка.
— Дедушка?
— Ну да, мой папа...
Володя мысленно махнул рукой. «Дедушка, так дедушка». Он с обалделым видом глядел на беседующих джентльменов, стараясь только ясно понять, сон это все или действительность. Он даже исподтишка ущипнул себе здорово ляжку, но не проснулся. «Стало быть, не сон, — решил он. — Ну и здорово. В Америку! Ну, уж это действительно. Вот, это даешь!»
То, что произошло дальше, вполне напоминало чудный сон. Володе купили костюм в магазине Москвошвея, пальто, шляпу, башмаки. За всеми покупками ездили всё на том же мягком и быстром автомобиле. Потом через несколько дней помчались в роскошном вагоне скорого поезда, в котором со всех сторон слышались такие же непонятные речи: «ауэоау» и хорошо пахло сигарами.
Потом совсем перестала раздаваться русская речь, а они все мчались, мчались уже в другом поезде по Германии, деревни и города которой совсем были не похожи на русские. Совсем не видно было деревянных изб, а церкви были остроконечные, словно кто-то ущипнул их и потянул кверху.
От нечего делать Томас Ринган и Нойс (так звали бородатого) давали Володе уроки английского языка. Но Володю очень развлекало все то, что делалось за окошком, и он слушал учителя только одним ухом и в книгу смотрел только одним глазом.
Но самое замечательное началось тогда, когда они приехали в Калэ, французский город, расположенный на берегу моря, и перешли на гигантский океанский пароход под названием «Левиафан».
Володя, во-первых, поражен был бесконечным водным простором, открывшимся перед ним, но особенно изумило его неимоверная величина океанского парохода. Он ходил по палубе и никак не мог себе представить, что он находится на судне, среди океана. Ему все казалось, что это какой-то город, который одним своим боком, наверное, примыкает к суше. Только когда он увидел вдали такой же огромный пароход, величаво плывший им навстречу и обкуривавший небо из толстых высоких труб, он сообразил, что и сам он тоже плывет на таком же пароходе.
Один раз испытал он тоску по Москве и в особенности по своей матери, которая, наверное, страшно беспокоится о нем. И тут же он выругал себя за то, что до сих пор не дал ей знать о себе.
Ринган разрешил ему послать матери краткую записку: «Жив, еду в Америку. Володя».
Письмо опустил он в Нью-Йорке.
В Нью-Йорке он едва не отвертел себе голову, любуясь небоскребами, которые словно огромные башни уходили в голубую высь.
Но Ринган не дал ему времени заниматься осмотром города. Приехав утром, они уже днем неслись по Тихоокеанской железной дороге в сумасшедшем экспрессе, который почти нигде не останавливался и даже воду брал на ходу особыми помпами.
Из окна видны были бесконечные поля пшеницы, разделанные ровно, как шахматные доски. Огромные тракторы ковыляли на них по всем направлениям, издали напоминая стада каких-то сказочных животных.
Ринган нервничал. На каждой большой станции он спрашивал, нет ли ему телеграмм, и сам посылал депеши. Нойс хладнокровно курил трубку и давал Володе уроки английского языка.
На пятый день к вечеру на одной станции подали Рингану срочную депешу. Прочтя ее, он побледнел, послал ответ и внезапно стал очень злым и суровым.
Когда Володя спросил его, как называются горы, видневшиеся вдали, он грубо огрызнулся на него, поднял воротник пиджака и сделал вид, что спит. Нойс тоже нахмурился и все качал головой, словно не одобрял медлительности поезда. Но экспресс мчался, как буря. У Володи даже дух захватило, когда он подумал, что бы случилось, если бы поезд вдруг сошел с рельс. Вот была бы каша. Бррр...
Наступила ночь, и вдали, все разростаясь и разростаясь, начали сверкать огни. Рельсы расползались кругом. Тысячи товарных и пассажирских вагонов толпились на них, маневрировали огромные красавцы-паровозы. Пестрели огни семафоров. Наконец поезд с грохотом влетел под купол вокзала.
У Володи голова шла кругом от этого двухнедельного путешествия, но едва он успел размять ноги на вокзале, как снова уже мчался в огромном крытом автомобиле, и хотя они неслись, как угорелые, Ринган беспрестанно кричал шофферу в рупор: «Скорее! Скорее!»
Володя едва стоял на ногах, когда Томас Ринган тащил его за руку по роскошному, ярко освещенному залу дворца. Он слышал вокруг удивленный ропот, видел смутно людей, с любопытством и удивлением глядевших на него.
Он очутился вдруг в большой полутемной комнате, где на огромной постели лежал бледный худой старик, которого поднимали за плечи какие-то два человека. Старик протянул свою худую руку к одному из трех странных барабанов на колесиках и словно готовился вынуть из него что-то.
— Папа! — крикнул Ринган. — Папа!
И затем.
— Аоумайэоуа!
Старик вздрогнул, и глаза его с какою-то дикою жадностью уставились на Володю... Все бывшие в комнате замерли. Джек — один из народных представителей — хлопнул себя по бедрам да так и застыл, выпучив глаза и бессмысленно улыбаясь.
Томас Ринган между тем подтащил Володю к старику, продолжая бормотать что-то, и быстро расстегнул и развел курточку и рубашку на груди у мальчика.
Старик вскрикнул. Он схватил Володю за руку и все глядел, глядел на него.
