Внук золотого короля - [9]

Но замечательнее всего, что сам Джон Ринган в результате нервного потрясения почувствовал себя гораздо лучше и не только не умер, но, напротив, стал проявлять прекрасный аппетит и необыкновенную для него жизнерадостность».

Далее шла беседа с нью-йоркским профессором и фотография родимого пятна, очевидно, перепечатанная из старых объявлений о пропавшем мальчике.

В Сан-Франциско в тот день едва не произошел бунт, ибо каждый считал, что у него украли пять миллиардов. Хотели громить дом Рингана, который пришлось оцепить полицией. Колбасник Тфайс с досады высек всех своих детей, мрачный Кроунс повесился, но был во-время снят с крючка, и лишь Джек отнесся вполне равнодушно к своей потере. Он был поглощен своим торжеством, ибо фотография его была напечатана во всех иллюстрированных журналах. Он теперь пользовался на базаре в любой палатке даровым угощением.

* * *

Володя зажил странною для него жизнью.

Жизнь эта была настолько непохожа на его прежнюю московскую, что ему порою казалось, не другой ли это человек там в Москве купался в реке, дрался с мальчишками, и ругался с отчимом.

Здесь он жил в большой комнате с двумя окнами в сад, при чем в комнате этой стояли такие чудесные кресла, стулья, шкафы и комоды, что он просто боялся подходить к ним. Не сидеть же в самом деле на таких креслах. Еще смущала его очень необыкновенная чистота постельного белья. Каждый раз, ложась в постель, он напрягал все мускулы, чтобы возможно меньше смять эти гладкие простыни, казавшиеся еще белее от того, что стелил их черный, как ночь, Сам.

Окруженный со всех сторон английской речью, Володя начал очень быстро ее усваивать. Он уже начинал вести по вечерам с Самом беседы наполовину словами, наполовину знаками, при чем оба они при этом чуть не лопались от хохота.

Томас Ринган, а в особенности его жена, относились к Володе очень сдержанно. Ему даже ни разу в голову не пришло обнять или поцеловать свою «мать». Он, несмотря ни на что, верил, что его настоящая мать живет там, в Москве, и по ней он часто грустил бессонными ночами. Однажды тайком от всех послал ей открытку. Негр согласился опустить.

Почти весь день Володя проводил с дедушкой.

Тот учил его английскому языку, учил его сидеть за столом, как подобает миллиардеру, учил играть в шахматы.

Володя начинал очень тяготиться своею ролью, и его стала забирать тоска по Москве, по товарищам.

«Влип я в историю! — думал он, поедая кровавый ростбиф и запивая его каким-то очень душистым вином, — сейчас бы „дедушкина кваску“. Эх! Даешь!» И лицо его при этом омрачалось.

Но тогда «дедушка» словно пугался и начинал всячески развлекать внука, возил его кататься по парку на автомобиле, стрелял с ним в цель, устраивал гонки своих любимых борзых по главной аллее парка.

Между тем, все доктора продолжали сильно опасаться за жизнь старика, тем более, что он не исполнял врачебных предписаний и словно нарочно утруждал свое сердце, готовое и так ежеминутно лопнуть.

Однажды, после бурного объяснения с женою и Нойсом, Томас решился напомнить старику о завещании.

— Ах да, завещание... Да, да, — сказал старик и велел позвать к себе мистера Томсона, с которым и заперся на два часа в своем кабинете.

В голубой гостиной царствовало необычайное волнение.

— Все-таки нам здорово повезло! — говорил Томас. — Нужно же, во-первых, чтоб была такая двойная игра природы, и, во-вторых, чтоб мы встретили этого малого...

— Да, но если, мистер, ваш отец проживет еще десять лет?

— Это невозможно. Вы слышали, что говорят доктора. Малейшее новое потрясение... какой-нибудь его припадок ярости, как помните, Нойс, когда он запустил в вас бронзовой вазой.

— Он меня терпеть не может. Не знаю, за что.

— Да, большое, большое счастье, что нам попался этот малый. — Томас обратился к жене.

— Почему ты так печальна?

— Ах, милый мой, я не жду от твоего отца ничего хорошего. Я уверена, что он нисколько не изменился к нам... Мальчишку этого он любит, а нас...

— Глупости! Он к нам безусловно начал благоволить!..

— Увидим!

Мистер Томсон вошел в комнату.

— Ну? — радостно повернулся к нему Томас. — Готово?

— Готово!

— Слава богу! Кто же, кроме нас, удостоился?

— Наследник один!

Томас с торжеством поглядел на жену.

— Наследник один, — повторил нотариус спокойно, — Эдуард Ринган.

— Как Эдуард?.. А я?

— Вы? О вас не упоминалось!

Мистрис Ринган вздрогнула.

— Значит, иными словами, все получает этот мальчишка? — вскричала она.

— Да. To-есть ваш сын, мистрис Ринган.

Молодая женщина покраснела. Томас быстро и сурово поглядел на нее.

— Да, — повторил он дрожащим голосом, — наш сын... это... очень хорошо. А кто же опекун?

— Я! — отвечал мистер Томас и, холодно поклонившись госпоже Ринган, вышел из комнаты.

— Негодяй! — вскричала та и разрыдалась.

Муж схватил ее за руку.

— Ты ужасно неосторожна.

— Да, — сказал Нойс, — мистер Томсон очень был озадачен выражением «этот мальчишка». Это странно звучит в устах матери, обревшей свое дитя.

— В конце концов, — сказал Ринган, — может быть, он и в самом деле наш сын. Не в этом дело.

— А в чем же?

— В том, что если отец умрет, мы будем не при чем... С таким опекуном, как этот Томсон, не сговоришься. Он не даст нам ни копейки. По-моему, надо созвать совет психиатров и объявить отца ненормальным. Нелепое завещание!