Внук золотого короля - [6]

Урны бесшумно подкатились к ложу умирающего.

V. Начало сенсаций

Молодая мистрис Ринган между тем пошла к себе в спальню. Там она могла на свободе предаться своему отчаянию. Она, словно разъяренная тигрица, ходила из угла в угол, мелькая в двух огромных зеркалах, отражение которых было настолько ясно и чисто, что, казалось, три одинаковых женщины ходят по разным направлениям, то сталкиваясь между собою, то снова расходясь. Все они одинаково потрясали кулаками и яростно закидывали назад голову. Вдруг все три схватили с трех столиков по статуэтке и бросили их на пол. Но, разбившись, зазвенела осколками лишь одна статуэтка. Те, в зеркалах, разбились бесшумно. Этот бессмысленный поступок словно успокоил на миг молодую женщину, но затем она в новом порыве отчаяния схватилась за голову.

— Пять миллиардов, — бормотала она. — Старый негодяй!

Внезапно за дверью раздались поспешные шаги.

Без предварительного стука дверь распахнулась, и в комнату не вошел, а вбежал ее муж Томас Ринган, таща за руку неизвестного ей мальчика. За ним следовал их друг Альберт Нойс.

— Жив? — крикнул Томас. — Жребий еще не вынимали?

— Не знаю... Кто этот мальчик?..

Но Томас ничего не ответил и даже не поцеловал жену, которую не видал больше пяти месяцев.

Он сразу побежал, таща мальчика через зал в спальню отца.

Альберт Нойс, ухмыляясь, поцеловал руку мистрис Ринган.

— Как же вы, мистрис Ринган, не узнали, кто этот мальчик?

— Понятия не имею.

— Да ведь это же ваш пропавший сын!.. Эдуард!..

* * *

Теперь нам нужно сделать шаг назад. Вернуться к тому моменту, когда Володя сел в автомобиль и, покачиваясь на мягких рессорах, помчался по московским улицам.

Он едва узнавал эти улицы, до того необыкновенными представлялись они ему из этого роскошного плавного автомобиля. Все они были, во-первых, очень коротки и почти мгновенно сменяли одна другую. Они не успели обогнуть сквер Храма Спасителя, как очутились возле Румянцевского музея. Моховую проглотили как-то сразу или ее вообще не было, потом вдруг появился Большой театр. Крутой поворот, и они остановились у высокого серого дома «Гостиница Савой».

Бритый господин повел Володю (тому было очень жалко расставаться с автомобилем) по широкой лестнице и затем по длинному коридору. Он втолкнул его в довольно большую комнату, где у окна сидел тот самый «другой» в круглых очках и с бородкой.

Бритый что-то сказал так странно, словно пролаял.

Потом показал Володе на стул.

— Мальчик, садийсь. Ти хорош мальчик!

Затем он умолк и долго раскуривал трубку.

Бородатый вдруг принялся хохотать и тоже что-то пролаял.

— Ау, уо, лай, бью, эуой!

— Уа, кэм, бьюоаукаиоу! — отвечал бритый.

— Оуаэй?

— Оуоаумью!

— Йес!

— Но!

— Олл райт! Вэри уэлл!

Затем оба опять умолкли.

Володя едва не фыркнул, слушая этот удивительный разговор. Но потом он сообразил, что смеяться тут нечего. Вероятно, это родной язык этих иностранцев. Ну что ж! А им, может быть, мой русский язык смешным кажется. Ничего не известно.

Бритый джентльмен обратился к Володе.

— Ти хочешь быть богат?

Володя опешил.

— Отчего же, — сказал он, — ежели, конечно, впрочем, без подлости... А то еще...

«Уж не жулье ли какое!» — подумал он.

— Ти честный мальчик!.. Харашо. Уэлл! Уэлл — значит харашо... Хочешь знать английский язык?

— Хочу.

— Я пуду тебя учить... Йес... йес... это «да»...

— Йес! — повторил Володя.

— Йес! Уэлл! Вери уэлл — очень харашо. Ти, значит, не хочешь бить домой?

— Дома мне делать в роде как... нечего.

— Ферно! Вери уэлл!.. Мальчик... Если ти хочешь быть богат... ти слушай меня и не перебивай и не возрашай... Слюшай... Тебя как совут?

— Володя Лазарев.

— Нет... ти — Эдуард Ринган...

— То-есть?..

— Молчи... Ти — Эдуард Ринган... Когда ти был вот такая маленькая (бритый незнакомец показал на аршин от полу) тебя украл цыгане, и ти пропадил. Эдуард Ринган пропадил... Никто не мог найти, ни папа, ни мама... а теперь я тебя нашел... Я узнал тебя... фот... по родимому пятну... здесь (он ткнул в то место, где было клеймо). Я — Томас Ринган. Я — твой папа... ти — мой син.

Володя смотрел на него, выпучив глаза.

Бородатый человек, отвернувшись, как-то странно трясся, не то хохотал, не то плакал, растроганный этой встречей отца с сыном.

— Как ваш сын? — пробормотал Володя, — папа мой был Лазарев Дмитрий Иванович.

— Но! «Но» — значит «нет». Но! Я — твой папа!

— Да право же!..

— И я тебя возьму с собой в Америку!

— В Америку?

Володя даже подпрыгнул.

— Только ти должен учить английский язык и знать, что я твой папа...

— В Америку... ого... да это что ж!

Володя ясно представил себе свой дом и свое возвращение туда после сегодняшнего скандала. Хоть на Марс удрать, не то что в Америку. Но внезапная мысль заставила его побледнеть даже.

— А вы не шутите? — спросил он.

— О, но. Ит из трю! Это ферно! Так едем в Америку. Я тебе куплю все... нофый костюм... федь ти мой син.

Володя потер себе лоб.

«Была не была, сын так сын», — подумал он.

— Так я с удовольствием.

В дверь постучались.

Служитель подал телеграмму.

Томас Ринган прочел ее, и вдруг лицо его изобразило сильную тревогу. Бородатый, стоя сзади него, читал одновременно с ним.

— Ауоэйоуэ?

— Оу, шоу, тайм, ауоэ.