Внук охотника - [7]
У КОСТРА
Долго ли будет спать на холодной земле, в мокрой от пота одежде, сраженный усталостью подросток? Очень скоро продрогший до костей Мичил проснулся. Тьма. Холод. Ощупью набрал хвороста, разжег костер.
Раньше не раз вместе с дедом сиживал у веселого трескучего огонька. На рожне жарилась куропатка или добрый кусок оленьего мяса. Костер дышал теплом. И то же тепло жило в дедушкиных байках о старинных охотниках, о чудесах, приключавшихся с ними. Как было хорошо! Теперь Мичил тоже на охоте. Только зверь покрупнее и поценнее, чем все, каких пришлось добыть деду. Золото!
Весной, перед тем как уходить с отрядом в тайгу, написал деду и бабушке, что на все лето берут работать в экспедицию. Поняли ли старики, что на серьезное дело ушел их внук? Если поняли, то небось за самоваром ведут долгие беседы, где да как сейчас их Мичил. Рассказывают, наверное, соседям, что внучек уже вырос, подружился с русскими и теперь далеко в верховьях больших рек, в глухих урманах ищет земные клады. Гордятся, наверное, старые внуком. А внук получил первое серьезное задание и…
«Ах, как же нехорошо получилось, — сокрушенно покачал головой Мичил. — Как нехорошо. Вернусь завтра к Владимиру Лукичу и честно обо всем расскажу».
Согрел костер. Разморил. Уснул опять парень. И приснился ему жаркий-прежаркий день. Печет немилосердное солнышко. Хрустально-прозрачная гора, формой похожая на ту, на вершине которой побывал, но только гораздо выше, сверкает совсем близко. А наверху, за облаками, которые плывут лебедиными стаями, стоит младший техник Николай Санников. Когда он виден в просветах меж облаков, то взмахивает красным флажком и кричит Мичилу: «Я тут! Иди сюда!» Мичил лезет по отвесным скалам, хватается за острые камни. И вдруг, сорвавшись, летит вниз. Летит долго, дух захватывает. Ударяется больно… Проснулся сразу же. Оказывается, уснул, сидя на камне. Ну и свалился.
«Ох и сон. Какой сон. Хорошо, что это во сне. Падать с такой высоты! — радовался, устраиваясь снова на камне. И вдруг ему послышалось, что где-то вдалеке кричит человек. И еще в другой стороне — тоже протяжный крик. Прислушался. — Нет, нет, это не крик людей. Это… волки!»
Сонную дрему как рукой сняло. Сразу вспомнились рассказы деда об этих коварных беспощадных зверях. Принялся торопливо на площадке, освещенной костром, собирать сушник. Часть побросал в костер, запылавший очень сильно, остальное сложил в две кучи и поджег. Теперь оказался между тремя кострами.
Хоть и ярко горят кучи хвороста, а свет отбрасывают всего на несколько саженей. Ветви близких лиственниц в алых отсветах выступают четко, будто нарисованные. А дальше — тьма. Непроглядная, таинственно-настороженная, чужая. Кажется, она нарочно старается быть густой и непроглядной, чтобы укрывать хищников, которые, судя по голосам, приближаются сюда.
Взял ружье, достал из патронташа пулевые патроны. Оглядывается постоянно: волки всегда нападают сзади — об этом слышал от многих охотников. Сердце бьется сильно и гулко — иной раз кажется, что это не удары сердца, а прыжки волков в темноте.
Костры разогрелись сильно, трещат. Снопы искр взлетают вверх и, словно ударившись о темноту, ниспадают угасая. Лиственницы будто подступили ближе к огню, тянут озябшие лапы-руки, хотят их согреть и совсем не боятся обжечься. Волчьи голоса умолкли.
Долго еще сидел Мичил, держа наготове ружье и патроны. Постепенно успокоился. Увидел, что костры слабеют. Переламываются красные, превратившиеся в угли сучья: белый пепел стаями встревоженных мотыльков поднимается вдруг и медленно опускается.
«Костры не должны угасать. На что тогда надеяться? Подбросить еще нужно дров».
Пришлось выйти из-за костров… Отламывая макушку сухого поваленного дерева, краем глаза увидел, как шевельнулся вдруг темно-серый камень величиною с коровью требуху. Не раздумывал. Еще мысли никакой не родилось и не разглядел еще остро вытянутой морды и прижатых к голове ушей и блеск хищных глаз не увидел как следует, но кошкой метнулся к костру. Не помнил, как выхватил самый большой горящий сук, и, чувствуя всей спиной, как на нее что-то падает, выбросил этот сук навстречу… Может быть, это только казалось, потому что, как говорит пословица, у страха глаза велики, а может быть, и действительно так было: лязгнули зубы. Злобный вой — ушла добыча — раздался коротко и негромко. Тяжело плюхнулось что-то совсем близко. Сук из рук Мичила тоже вырвался и упал. Но он уже был не нужен. Трясущийся, как в лихорадке, парень уже заскочил за костры, схватил ружье…
Может быть, их напугали выстрелы (Мичил палил потом во всё, что в его глазах шевелилось и двигалось), а может быть, потому что наступил рассвет, они ушли.
Не сразу Мичил оставил угасавшие, покрывшиеся толстым слоем седого пепла костры. Но надо было идти…
ПРОХОДИТ ЕЩЕ ОДИН ДЕНЬ
После бессонной ночи, натощак, Мичил уже около полудня совсем выбился из сил. На многих горных вершинах он побывал, ходил логами, лесами, перебирался через распадки и ручьи, но не нашел пути, с которого сбился. Ни речки, вдоль которой идет отряд, ни обратной дороги к Владимиру Лукичу — ничего. Вконец устав, присел отдохнуть возле толстого, поваленного бурей дерева и уснул.
