Внук охотника - [5]
Владимир Лукич отрезал хлеба на два привала. Завернув в газету, положил его в пустой рюкзак. Мичил подумал, что тридцать пять верст и с одним привалом одолеть легко, но ничего не сказал: рано еще ему учить Владимира Лукича… Чуть не задохнулся от радости, когда Владимир Лукич вручил ему тридцатидвухкалиберное ружье и патронташ. Но как ни радовался новенькому легкому ружью Мичил, а не забыл, как это делал всегда перед дорогой в тайгу дед, проверить нож: на месте ли, не затупился ли? Повесил его поудобнее на ремень сбоку. Надел кожаный, уже видавший виды картуз, в котором приехал в Якутск из тайги и в городе его не носил, а вот в экспедицию снова взял. Завязал на груди лямки вещмешка. Ружье — к ноге и стал совсем готовый, по-солдатски сосредоточенный.
— Ну, в путь! — Владимир Лукич положил руки на плечи Мичила. — Держись, сынок. Крепись. Будь строгим в тайге. Тайга как фронт. Да что тебя учить: ты сам тайгу с пеленок знаешь… В путь. Счастливо…
Сверкнув в улыбке ровными рядами зубов, по-военному строго повернувшись, Мичил взбросил на ремень за спину ружье и твердым шагом пошел прямо к логу, темневшему в отдалении.
Валуны. Валежины. Каменные осыпи. Сначала как будто вилась какая-то тропочка, а потом под ногами мох, мох, и ничего более. Но Мичилу и не нужно никакой тропочки. Солнце должно светить в левый висок, впереди должна маячить крутолобая вершина. Вперед. Вперед. Вперед.
Шаг неторопливый и неслышный, как у охотника: не хрустнет веточка под ногой, не звякнет камень. Глаза внимательно обмеривают каждый кустик, уши не пропустят ни единый самый легкий звук. Вперед. Вперед. Вперед.
Задание важное. Как настоящее военное… «А мог бы я выполнить настоящее военное задание?»
Мичил посмотрел на свою тень, падавшую на ровные мхи, и эта тень ему понравилась. Настоящий большой партизан с ружьем за плечами. Вещмешок. В вещмешке, наверное, динамит. Партизан идет на задание. Повстречались враги. Мичил сбросил с плеча ружье. От камня — к камню. Перебежкой. От куста — к кусту. Всех бы уложил!.. Идет он дальше. Опять враги. Огонь! Огонь! Вперед перебежками… Э, солнце-то уже светит в затылок. Нехорошо. С пути нельзя сбиваться. Где эта самая крутолобая гора? Вот она. Прямо на нее. Только прямо.
На полдороге почувствовал, что притомился. Теперь впереди уже другой ориентир. Теперь уже солнце светит прямо в лицо. Теперь уже обступают со всех сторон высокие, начинающие желтеть лиственницы.
Встретив на пути большое, поваленное бурей дерево, сел на него отдохнуть и поесть. Жуя хлеб, казавшийся сейчас особенно вкусным, посмотрел на макушку горы, нависавшую совсем близко. Это не та крутолобая, направление на которую держал сначала. Эта похожа на кучку песка, когда его сыплют из руки: ровные края, острая макушка.
«А все-таки на самой вершине хватит места на одну палатку, — подумал вдруг Мичил. — Вот интересно бы там пожить. А зачем жить? Просто побывать там и то интересно. Посмотреть бы оттуда: все вокруг как на карте у Владимира Лукича. И ту речку, где сейчас наши, тоже, конечно, видно. Э, давай-ка взберусь туда! Времени у меня еще много. До вечера все равно к своим дойду».
Карабкался он споро, по нескольку раз встретились каменные завалы — пришлось обходить. Попал в бурелом — тоже выбирался окружным путем. Попотел. Потерял много времени, но все-таки до вершины добрался.
Посмотрел по сторонам. Ну и красота! Синие волны вершин во все стороны! И уходят, и уходят, и тают в маревой дымке. Будет что рассказать школьным друзьям-товарищам. А тут, на вершине, не то что палатку поставить, но и в лапту играть можно…
Вгляделся в южную сторону. Да, вон там и речка поблескивает. Та самая, значит, речка. Решил вдруг: «А зачем мне назад спускаться? Зачем опять терять столько времени? Да я сейчас прямо спущусь. И без всяких ориентиров, без логов и распадков… Тут же рукой подать…» И пошел напрямик.
Очень много попадалось крутых утесов, глубоких промоин — обходил. Спустился вниз, а солнце уже заходит. Заторопился. Чуть не бегом побежал — вперед, вперед, вперед! В сумерках вышел к какой-то речке, не очень широкой и… И кажется, течет она совсем не туда? Нет, это кажется, что не туда. Пошел по берегу, ожидая увидеть огонек костра. Огня все нет и нет, а темнота все гуще и гуще. Ноги налились тяжестью, тело от усталости какое-то деревянное, чужое. А лагеря все нет.
На фоне последних мутных отблесков зари увидел он опять вершину, которая показалась не очень высокой. В надежде, что сверху он увидит огонь, если лагерь где-то в стороне, принялся карабкаться вверх. Выбивался из сил. Не замечал, что одежду рвут острые камни, колючий кустарник царапает руки и лицо. Ружье сползло с плеча, билось прикладом о камни — не замечал, волочил за собой. Карабкался, карабкался — никакой вершины, гора уходит в бесконечную высь. Не видно ничего и не слышно. Только ветер негромкий и заунывный в вершинах деревьев…
Его оставили последние силы. Он в отчаянии опустился на холодный, скользкий от ночной росы камень.
«КУДА ИДТИ?»
До этой минуты он отгонял от себя страшную мысль. Он обманывал себя, что речка течет куда надо. Что вот-вот огонек костра замерцает в отдалении и через какое-то время будут слышны знакомые голоса… Сейчас, на этом холодном, остроуглом камне, мокром от вечерней росы, он заплакал. Он всхлипывал, вздрагивая плечами. Он озирался широко раскрытыми от испуга глазами. Он вслушивался в жуткую тишину, нарушаемую лишь заунывно-тихим ветром в вершинах деревьев…
