Внук доктора Борменталя - [15]

— Слушаю вас, Михал Михалыч, — отозвался Василий.

Швондер приблизился к нему, сверля взглядом.

— Правду люди говорят? — спросил он еще с какой-то надеждой.

— О чем вы? — Василий встал.

— «Мерседес» твой? Это все… твое? — жестом указал он вокруг.

— Машина моя. Остальное — собственность кооператива, — скромно отвечал Василий.

— Предаю революционной анафеме как ренегата и перерожденца! — громогласно объявил Швондер, поднимая правую руку. — Знал ведь, что не Полиграф ты, но верил… Верил, что продолжишь дело Полиграфа. А ты мразью буржуйской оказался… Продал республику. Знать тебя больше не знаю и буду требовать исключения из партии!

Произнеся эту речь, Швондер покачнулся, так что Борменталь сделал движение подхватить его, но старик справился сам и, поникнув лохматой нечесаной головой, покинул столовую.

— Неприятно получилось… — пробормотал Василий. — Кто ему донес?

— Не донес, а раскрыл ваше лицо, — выступила вперед Марина. — Нельзя двурушничать, Василий. А то с ним вы за революцию, а сами — настоящий коммерсант. Кроме денег, ничего не интересует…

Дружков вздохнул, почесал рыжий затылок.

— Странные вы — люди… Старику немного осталось, ломать его, что ли? Подпевал ему, вреда от этого нет. Да мне вообще наплевать на ваши революции, демократии… Ошейник сняли — спасибо. Дальше я сам пищу добывать должен. А вы грызитесь, — горько заключил Дружков и направился к выходу.

Уже в дверях остановился, взглянул на Борменталя трезво и холодно.

— Подумайте о моем предложении. Клиника за мои средства и за каждую операцию — десять тысяч. Долларов.

И вышел.

Заведеев подъехал к коттеджу Борменталя на желто-синем милицейском «уазике» и рысью побежал к дверям. На стук вышла Алена.

— Отец дома? — спросил участковый.

— Дома.

— Отдыхает?

— В шахматы играет с компьютером.

— С кем? — не понял Заведеев.

— С машиной. Проходите.

Участковый зашел в сени. Через минуту, вызванный дочерью, появился Борменталь в домашнем костюме.

— Приветствую, Дмитрий Генрихович, — козырнул Заведеев.

— Что-нибудь случилось? — спросил доктор.

— Председатель поселкового Совета просит вас на совещание.

— Да что стряслось? Воскресенье… — недовольно проговорил Борменталь.

— Время не терпит. По дороге расскажу.

Пока ехали в поселковый Совет, участковый рассказал Борменталю, что ситуация в деревне обострилась. Дружков со своим кооперативом взял в аренду близлежащие поля, по слухам, всучив большую взятку в райагропроме.

— На лапу дал. У них, у собак, просто, — прокомментировал Заведеев.

Мало того, Дружков приватизировал и местный магазин, в котором последний год, окромя водки раз в месяц, турецкого чая и детского питания «Бебимикс», ничего не водилось. Опять же дал на лапу в управлении торговли. В результате в магазине появилось молоко, масло, хлеб и некоторые другие продукты…

— Да, я знаю, — вспомнил Борменталь. — Жена говорила.

…Которые выдаются по талонам, причем талоны распределяет все тот же кооператив, то бишь Дружков.

— Собакам и людям — по одинаковой норме! — с негодованием сообщил Заведеев.

— Безобразие, — кивнул Борменталь.

И вообще, Василий зарвался, социальная напряженность в деревне растет, трудящиеся требуют защиты от Совета. С этой целью Фомушкин срочно сзывает совещание.

— Я лицо не административное, — возразил Борменталь.

— Вы очень нужны, — сказал участковый.

В холодном нетопленом помещении Совета, выгодно отличавшемся от офиса кооператива отсутствием всяческих удобств и загаженностью, участкового с доктором встретили Фомушкин и коллега Борменталя Самсонов. Оба были в полушубках и шапках.

Фомушкин, приземистый мужик с красным от ветра и алкоголя лицом, пожал Борменталю руку железными короткими пальцами.

— Присаживайтесь, товарищи, — указал он на ломаные стулья.

Кое-как сели. Фомушкин выложил на стол блокнот.

— Долго говорить не буду, — сказал Фомушкин. — Надо что-то предпринимать. Народ нас не поймет, если мы… Товарищ Самсонов, доложите.

Самсонов вынул из-за пазухи документ, оказавшийся письмом к главному санитарному врачу области, и зачитал его. В письме красочно описывались угроза эпидемий, многочисленные покусы населения, шумовые воздействия от лая и воя по ночам и прочие беды, свалившиеся на Дурыныши в связи с чрезвычайно высоким скоплением бродячих собак.

— Ну, положим, собак дразнят… — несмело возразил Борменталь.

— Проходу от них нет, вот и дразнят, — отрубил Фомушкин.

Заканчивалось письмо призывом принять срочные меры.

— Это не все, — сказал председатель. — Я санкционировал демонстрацию протеста населения против кооператива. Организатор — ваша жена, — показал он пальцем на Борменталя. — Дружков заявил альтернативную демонстрацию собак, я запретил. В конституции о демонстрациях собак ничего не говорится.

— Логично, — кивнул доктор Самсонов.

— Но и это еще не все, товарищи, — вкрадчиво вступил участковый. — Надо что-то делать с самим Дружковым. Псы без него — ноль, сколько их раньше было — и не мешали…

— Посадить его за нарушение паспортного режима нельзя? Он ведь все еще не прописан, — сказал председатель.

— Надолго не посадишь. Да и откупится. Денег у него больше, чем наш годовой бюджет, — сказал Заведеев.