Вновь, или Спальня моей госпожи - [8]

— Спасибо, вы сняли камень с моей души, — познания Алека в области декоративного искусства были не столь глубоки, как подумал этот милый парень.

— Вот подождите, скоро увидите комнату в китайском стиле, — продолжал парнишка. — Она великолепна. И когда-то была в большой моде. Кстати, в стиле Дворца Регентов — того, что в Брайтоне — очень много из того времени.

— Ну, а я, то есть лорд Лидгейт, дока по этой части?

— Ну, вам далеко до сэра Перегрина, но вы и не настолько отстали от моды, как лорд Кортлэнд. У него вкусы совершенно в духе эпохи Иакова Первого.

— Да ну? — притворно изумился Алек. — Иакова Первого? Ты шутишь? — он даже приблизительно представить не мог, с чем это едят.

Когда работали над «Аспидом», половина состава понятия не имела, в какой стране происходит действие. А здесь все, вплоть до самых молодых, изъяснялись как доктора исторических наук, чья специализация — история Англии девятнадцатого века.

Потрясающе! Расхаживая по библиотеке, Алек промерил шагами все расстояния, пытаясь освоиться в декорации. Ему хотелось вести себя здесь непринужденно, как и его герой. Он провел ладонью по украшенной причудливой резьбой спинке стула. Что ощущал Лидгейт, делая вот так? А вообще герцоги — отличные ребята. Лидгейт владеет десятками тысяч акров земель. Чувствует ли он себя баловнем фортуны? Или настолько высокомерен, что воспринимает это как должное? А, может, его тяготит груз ответственности? Ничего этого Алек пока не знал. Но со временем обязательно узнает. Он будет знать, как сердится Лидгейт, как выказывает нетерпение, что им движет. Ну, а потом… Потом будет сплошной кайф — он станет экспериментировать. Нет, все-таки здорово, что он снова на работе!

Через неделю Алек убедился на деле, что работа над «Спальней моей госпожи» — это здорово. Очень талантливая труппа, актеры энергичны, работящие. Никто не фальшивил, не ленился и не переигрывал. Каждый верил в свое детище и делал все для его успеха.

В студии царила атмосфера сердечного дружелюбия. Это было совсем не похоже на работу над «часовиками», где в каждом эпизоде снимались два состава — вечерний и утренний. Здесь же актеры встречались по утрам в репетиционной. Все были знакомы. На ленч, прервав работу, собирались в актерской и во время еды смотрели отснятый материал. Они были сплоченной командой, дружеской компанией. В «Аспиде» Алек работал так напряженно, что многих даже в глаза не видел. Как же славно было сейчас приобрести друзей!

Но за неделю восторги Алека ни на шаг не приблизили его к пониманию образа своего героя. И это его удивляло. Все остальное в сериале было так складно прописано, герои так убедительны и интересны. И — очень понятны. Даже леди Варлей, мать-наперсница (роли в этом амплуа обычно самые бледные и невыразительные) имела «зацепку», оживляющую образ. Она ненавидела надвигающуюся старость — это красной нитью проходило через весь сериал. А вот Алек не мог, как ни старался, подобрать ключ к своему герою.

У Лидгейта была всего одна сюжетная линия. В первый год жизни сериала Амелия, девушка из прекрасной семьи, красавица, к тому же невероятно богатая — любила сэра Перегрина, картежника без гроша за душой. Именно он позднее стал отцом ребенка леди Джорджианны. Опекуны Амелии, лорд и леди Варлей, пытаясь уберечь от этого повесы ее состояние, спешно организовали помолвку с герцогом Лидгейтом. Герцог, в отличие от Перегрина, был богат и не нуждался в деньгах невесты. Ему расхваливали Амелию как очень рассудительную и образованную молодую леди. Управлять герцогством непросто, и те, кто близко к сердцу принимал интересы дела, считали, что герцог, в силу особенностей характера, нуждается во влиятельной жене.

Итак, Лидгейт не слишком умен и холоден. Манеры его излишне официальны. Вот и все. Больше Алек ничего не знал. Прошла неделя, потом еще одна. Казалось, все довольны тем, как он работает. Кроме него самого.

Когда возникает подобная проблема, актер должен обратиться к режиссеру. В «Спальне моей госпожи» таковых было двое — Теренс Мэлард и Гил Норуэй. Они работали по очереди — каждый снимал по три серии на одной неделе и две на другой. Схожесть их взглядов — впрочем, как и их внеслужебные отношения (а они были прочной и дружной гомосексуальной четой) — обеспечивала «Спальне моей госпожи» успех и неповторимый аромат хорошей стилизации.

Но оба отличались меланхоличностью и некоторой замкнутостью. Они гораздо больше интересовались процессом съемок, нежели особенностями характеров персонажей. И если даже Алек заговаривал с ними о Лидгейте, его нраве или о том, что двигало им в тех или иных обстоятельствах, они отделывались невнятным бормотанием по поводу углов съемки и кинематографических планов. Так что помощи от них ждать не приходилось.

— А почему бы тебе не поговорить с Дженни? — предложил ему Рэй. — Все-таки именно она пишет твою роль.

— Да она, скорее всего, не захочет.

По опыту Алек знал, что сценаристы избегают общения с актерами. Обычно они объясняют это тем, что не хотят, чтобы у них в ушах звучали голоса актеров — им, видите ли, надо слышать только своих героев. Звучало правдоподобно. Алек верил этому весь свой первый месяц работы над мыльными операми. Теперь-то он знал правду: сценаристы избегали актеров потому, что «если дать им палец — всю руку отхватят». Ведь актеры — чуть ли не самые эгоцентричные существа на свете. Они замучают собеседника бесконечными разглагольствованиями о том, что касается только их самих.